батальон немцев и разгромил его базу. Превосходящие силы врага непрерывно преследовали отряд, вынужденный с боями маневрировать в лесной чаще.
Лили осенние дожди, вскоре наступили зимние холода, а у партизан не было жилья, негде было укрыться от дождя и стужи. Вскоре начался голод, а с ним и болезни.
Простудился и тяжело заболел Бондаренко, болели Бурляев и Короткое, Сенченков и Абрамович. Но болезнь не сломила их духа.
Несмотря на все беды, партизаны не забыли родной Трубчевск и его людей. По заданию райкома, Дарнев не прекращал связи с явками в Трубчевске. Мать Дарнева, Мария Ивановна, из скромной работницы торгового учреждения превратилась в опытную хранительницу партизанских тайн.
— Ничего, сынок, фашисты говорят, что всех уже переловили. Бондаренко, мол, повесили, Сенченкова — убили. «Капут всем», — говорят они. Да ведь собака лает — ветер носит. Потерпите ещё немножко, они успокоятся, а вы оправитесь. Завтра на вас ещё один карательный отряд собирается. Вот ребята и передали сведения: с Сольки хотят начать. Вы уж там думайте, как лучше. А листовки ваши я раздала. Люди ещё просят. Принёс?
После похода на партизан из района Солька противник, наконец, успокоился и объявил всенародно, что партизаны полностью уничтожены. За Десну из Трубчевска в лесничество Гуры потянулись грузовики. И вдруг в один из зимних холодных дней немцы потеряли пять машин и до сотни солдат. Потом ещё один обоз взорвался на партизанских минах. Немцы утешали себя тем, что машины попали на мины, оставленные еще войсками Красной Армии, что партизан здесь нет. Партизаны не были в обиде за распространение таких слухов.
По-прежнему райком партии из лесу призывал граждан к борьбе с захватчиками, распространял листовки и сводки Советского Информбюро. Товарищи из подпольного райкома всё чаще проникали в окрестные сёла, проверяли явки, приводили с собой в отряд новых партизан, устраивали засады, взрывали железные дороги.
Дарнев пробрался в самое отдаленное село района. В колхозе имени Буденного он встретился с оставленным там коммунистом Тимофеем Ивановичем и принес райкому данные о работе партийной подпольной группы. Побывал он и в колхозе имени Ленина. Оставленный там райкомом коммунист организовал партизанскую группу и действовал в Рамассухских лесах вместе с секретарем Погарского райкома. Налаживались дела и в городе.
Однажды Мария Ивановна подала сыну вырванный из ученической тетради листок. Черным карандашом печатными буквами на нем было написано:
«Вон отсюда, поганая фашистская мразь. Мы вас истребляли и будем истреблять на каждом шагу. Смерть фашистам! Гитлер капут! Да здравствует наша Советская Родина! Это говорим мы — советские люди».
— Кто это писал? — спросил Дарнев.
— Разве это не ваша листовка? — удивилась Мария Ивановна. — А почему весь город облеплен такими листовками? Да кто же это в самом деле?..
Гитлеровцы рыскали по городу, срывали со стен листовки. Гестаповцы производили обыски в домах, арестовывали подозрительных, избивали и бросали в тюрьму горожан. Однако дознаться, кто писал и распространял листовки, не удалось. Не знал этого и подпольный райком партии. Действовала какая-то параллельная группа.
Обросший бородой за время болезни, похожий на Тараса Шевченко, каким видел его Дарнев в музее на фотографии 1858 года, в полушубке, с длинными усами и с окладистой бородой, черноглазый Бондаренко был, казалось, очень доволен этим обстоятельством. Он шутил:
— Не ломайте напрасно головы, не трудитесь, я знаю, кто эти люди.
— Кто же? — спрашивали его товарищи.
— Наши советские люди, — ответил довольный Бондаренко. — В листовке же об этом прямо говорится, — и продолжал серьезно: — Ненависть к врагу нарастает с каждым днем. Из этого мы с вами должны сделать вывод. Надо усилить нашу работу и помочь людям найти правильные пути борьбы.
Вскоре в Трубчевске произошло ещё одно событие: при весьма загадочных обстоятельствах загорелась нефтебаза. Немцы лишились всего запаса горючего.
Бондаренко считал, что это дела группы Шеметова, хотя ему запретили предпринимать рискованные акты без разрешения подпольного райкома. Шеметов на запрос ответил, что нефтебазу поджег не он.
— Так кто же? — спрашивал Бондаренко самого себя, прогуливаясь по землянке и поглаживая ладонью лысину.
Значительная часть подпольщиков к этому времени уже работала в полиции. Товарищи пошли туда по решению райкома партии, чтобы поддержать тех, кто не устоял в трудный час.
Долго секретари райкома советовались, не следует ли поручить поиски неизвестных смельчаков Шеметову, но воздержались, опасаясь провала.
Сейчас это казалось Бондаренко особенно опасным: он получил от командования Красной Армии и от Орловского обкома задание: подготовиться как можно скорее к операции на одной из железных дорог в связи с наступлением под Москвой. Надо было собирать силы, а главное раздобыть взрывчатку.
Шеметов тоже ломал голову над событиями в городе, следовавшими одно за другим Однажды ночью загорелся дом комендатуры. По заданию райкома Шеметов должен был уничтожить в городе телефонную и телеграфную связь, но его кто-то опередил. Он узнал, что три девушки, работавшие на телефонной и телеграфной станции, испортили аппараты и скрылись.
Потом вдруг в городе снова появились листовки, к которым Шеметов не имел никакого отношения. Их было так много, что гитлеровцы потратили более суток, собирая их на улицах и разыскивая в домах. Это были короткие листовки с отрывками из речи товарища Сталина, опубликованной в «Правде» 8 ноября 1941 года.
«Ещё полгода, может быть годик, — и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений», — гласила концовка листовки, выведенная крупными рукописными буквами ещё не устоявшимся почерком.
Шеметов передал листовку райкому. Секретарь встретился с ним и упрекнул за самочинство. Шеметов развел руками. Он терялся в догадках, но успокаивал себя: может быть, и существовала в городе параллельная группа? Но почему в таком случае Бондаренко упрекает его за самочинство?
Ночью 21 января 1942 года Шеметов со своей группой распространял по городу листовки к Ленинским дням. Когда он шел по одной из улиц, ему чуть не на голову посыпались маленькие листки бумаги Они с шелестом падали откуда-то с крыши дома бургомистра.
Шеметов поднял листок. Это оказалась листовка. Теперь Шеметов был уверен, что райком партии перестал доверять ему. Нашлись люди лучше, надежнее, а он — «пробный шар», о котором пора и забыть. «Неужели я и в самом деле не выдержал испытания?» — думал Шеметов. Он хотел написать Бондаренко и другим секретарям райкома резкое письмо, но, взвесив все «за» и «против», решил послать обычное донесение и найденную листовку.
По поводу этого донесения и листовки в землянке райкома и состоялось внеочередное совещание. Собрались все секретари подпольного райкома, члены райисполкома, комсомольцы, командиры и комиссары. Бондаренко достал из сумки порыжевший лист плотной бумаги и бережно развернул его.
— Это не твоя работа? — спросил он Дарнева, подавая ему листовку.
— Нет, Алексей Дмитриевич, — ответил Дарнев. — У нас и бумаги такой нет — немецкая.
Он взял листок, пододвинул поближе коптилку и прочитал первые слова листовки:
«Товарищи! Читайте листовку комсомольцев».
Дарнев встал, тряхнул шапкой густых волос и проговорил, весело глядя на товарищей:
— Хорошо, чёрт возьми! Что же вы меня разыгрываете?
