Сержант Логроньо, заменивший павшего Илларио, велел доставить лекаря. Мартин де Варгас пожелал осмотреть пленника, он рассчитывал выведать у него, что же произошло тут на острове, куда девались живые защитники. Надо сказать, что капитан не был в восторге от этой бескровной победы. Несмотря на полный внешний успех, у него не проходило ощущение, что он оказался в ловушке. В какой? Он на этот вопрос ответить не смог бы. Послал проверить: не заминированы ли пороховые погреба, велел вести непрерывное наблюдение за морем: не приближается ли к Пеньону вражеская эскадра? Велел зарядить те орудия, что не были заклепаны отступившими пиратами.
Что еще можно было сделать?
Допросить пленника.
Усатый сарацин сидел на каменном полу, прислоненный спиной к бордюру. Одежда его была изорвана, грязные босые ноги бессильно распластались по камням, а на лысой голове – потные, кровавые разводы. Обрубок левой руки замотан тряпками.
– Почему он кричал? – обратился Мартин де Варгас к лекарю.
– Я прижег ему рану.
– Чем?
– Вот этим факелом. Я всегда так делаю, чтобы рана не загноилась.
– Он может говорить?
– Он без чувств,
– Облейте его водой.
– Это бесполезно, вода слишком теплая, он не очнется.
– Мне нужно с ним поговорить, он должен мне рассказать, что тут произошло.
Сзади к капитану подошел лейтенант Лозано:
– Хотите, я вам расскажу это, господин капитан?
Мартин де Варгас хмуро посмотрел на своего помощника:
– Говорите.
– Взгляните туда.
Он указывал на набережную порта, там толпились какие-то люди и размахивали флагами.
– Алжир взят войсками его величества короля Карла!
Голос Лозано звучал невыносимо торжественно.
– Защитники Пеньона знали, что их положение безнадежно, и предпочли бегство гибели.
Это было похоже на правду, но Мартину де Варгасу было неприятно, что эта правда звучит из уст Лозано.
– Что нам делать с этим сарацином? – поинтересовался лекарь.
– Да заколите его! – бодро посоветовал лейтенант.
– Нет! – приказал капитан. Не столько из человеколюбивых побуждений, сколько из неприязни к лейтенанту.—Отнесите его к прочим раненым. Если он умрет…– Капитан еще раз внимательно посмотрел на лежащего и не закончил фразу.
А теперь самое время привести разговор отца Хавьера, короля Фердинанда и кардинала Хименеса, состоявшийся за три года до описываемых событий, о котором упоминалось во второй главе этого романа.
– Я хочу рассуждать, ваше величество, сейчас о той роли, что играет в порядке движения всех событий нашего мира скрытая дьявольская воля. Никому не придет в голову отрицать, что сатана интересуется не только душами людей отдельных, но и судьбами всего мира и хотел бы на них влиять. Недаром его зовут врагом рода человеческого. Заметьте, не одного какого-то человека, но всего его рода. Этот пункт представляется мне важным чрезвычайно.
Фердинанд закрыл глаза и застонал.
Почти в тот же самый момент справа от роскошной спинки его кровати отворилась потайная дверь и из нее появился невысокий, субтильного сложения человек в красной мантии и красной четырехугольной шапке. Это был не кто иной, как кардинал Хименес де Сиснерос, в обычное время фактически второе лицо в объединенном королевстве Леона, Кастилии и Арагона. Отец Хавьер воспринял это неожиданное явление вполне спокойно. Появись из этой двери сам Папа, он и тогда не выказал бы особого удивления.
Приняв положенные знаки почтения от священника своей епархии, кардинал справился у короля о его здоровье, несмотря на то что общался с ним не более четверти часа назад. Потом уселся в обитое парчой кресло у изголовья кровати и сделал повелевающий жест рукой.
– Продолжайте, отец Хавьер, ведь вы, насколько я понял, рассказывали что-то интересное.
– Интересное? Впрочем, да, наверно, это интересно, но не в этом дело.
– Продолжайте, продолжайте.
– Важно то, что в моих словах есть несомненная правда. И я рад возможности донести ее прямо до слуха его величества.
Кардинал вздохнул:
– Ни больше ни меньше?
Священник серьезно кивнул:
– Ни больше ни меньше.
Хименес покосился в сторону короля, глаза того были страдательно полузакрыты.
– Ну что ж, раз уж начали, продолжайте.
Отец Хавьер на мгновение развернул свой пергамент, ухватив взглядом нужную мысль, продолжил:
– Вы появились вовремя, ваше преосвященство, я не успел уйти слишком далеко в своем рассуждении.
– Насколько я понял, вы говорили о сатане и его влиянии на мирские дела.
– Догадаться было нетрудно, всем известно, чем я занимаюсь все годы моей церковной жизни, так что вы правы. О влиянии его —думаю, вы разумеете, кого я имею в виду,– на отдельную душу человеческую написано и сказано немало. Церковь наша и святые отцы нашли многие средства, могущие помочь в борьбе со страшной заразой сомнения и соблазна, но как нам быть в том случае, когда речь заходит не об отдельных, пусть даже и возвышенных, душах, а о целых народах и королевствах?
– Как? – серьезно спросил кардинал.
– Да,– проскрипел едва слышно король,– как?
Святой отец снова растянул свой свиток, и некое подобие хищной исследовательской улыбки появилось на его вечно угрюмом непроницаемом лице.
– Вот здесь собраны, объединены в единое доказательство наблюдения самых различных мыслителей, святителей и ученых. В разрозненном виде они не представляют ни большой ценности, ни большой опасности для врага, о коем мы ведем ныне речь. Только собранные вместе, правильно распределенные и сопоставленные, они дают нам в руки ту истину, что способна превратиться в безусловно разящее оружие, оружие Божьего промысла.
Кардинал привычно перекрестился,
Его величество попытался это сделать.
В глазах священника зажглись огоньки удовлетворения. Впрочем, суровый монах не мог себе позволить долгое празднование, через мгновение он был снова сосредоточен и деловит.
– Угодно ли вам ознакомиться с моими доводами и умозаключениями? Вкратце.
– Это хорошо, что вкратце,– согласился кардинал.
Король движением век подтвердил это.
– Итак, опуская длинную преамбулу, где я даю подробное и убедительное обоснование моих методов, начну прямо с голой сути. Замечено мною, что когда враг рода людского желает вмешаться в движение больших государственных и исторических событий, то овладевает он духом одного из могущественнейших князей мира сего. Это легко объяснимо – устами и руками такого человека легче всего творить в мире бесчинство, учинять беспорядок, распространять бессовестные и богомерзкие деяния. Тем более что такой выродок защищен во мнении людском всеобщим справедливым убеждением, что всякая власть на земле установлена от Бога и ни от кого больше установлена быть не может.
– Воистину так,– счел нужным вставить кардинал.
Его величество только тихо простонал: подобное утверждение отнюдь не согревало ему душу.
