разобраться, все зависит от конкретных людей. Если каждый конкретный человек на своем политическом месте будет вести себя по-человечески, грязи не за что будет зацепиться. Андрей Андреевич Голодин это понял. Он как мало кто в нашей стране изведал принцип действия механизмов несправедливости и обмана. Тем важнее, что именно он решил против всего этого выступить. Только выходец из власти знает, где скрыты самые страшные язвы этой власти и какими лекарствами их надо лечить!
– Я люблю своего отца и верю ему!
– Что она говорит?
– Что любит своего отца и верит ему.
– Вот этого несчастного со щетиной и больным взглядом?
– Его.
Джоан потерлась носом о предплечье майора.
– Я тоже любила своего отца и всегда верила ему. Хотя мы часто ругались.
– Почему?
– Он был большой ученый, но работал на правительство. Он был хороший человек, но я не могла его убедить в том, что те, кто правит, причиняют миру много вреда.
– Он не соглашался с тобой?
– Он говорил, что, работая на правительство, он хотя бы имеет возможность как-то улучшить ситуацию. Раз уж мир все равно развивается так, как развивается, дело каждого честного профессионала – попытаться смягчить зло, причиняемое людям этим развитием.
– Мне кажется, твой отец заблуждался.
– Согласна. Но я любила его. Он был все равно лучший.
– Вот эта девушка на экране – я ее знаю, она тоже любит своего отца и не хочет видеть, какую опасную игру он прикрывает приличной демагогией.
– Ты спал с этой девушкой?
– Слишком женский вопрос.
Тело Джоан напряглось, она даже на несколько мгновений перестала дышать.
– Я не спал с этой девушкой. Мы просто долго разговаривали с ней. Я ее ни в чем не убедил. Хотя она, как мне показалась, человек умный и честный.
– Она сейчас работает на своего отца, разве это плохо?
– Ее отец политик. Прожженный. Коррупционер.
– Почему он так плохо выглядит, если он коррупционер? Он в тюрьме?
– Вот и телезрители некоторые, наверное, рассуждают подобным образом. Какой же он вор, когда он так плохо выглядит?
– У него глаза человека, который страдает.
– От недоедания. Он слишком привык к хорошей жизни, поэтому три дня голодовки превратили его в узника Освенцима… Лучше скажи, где ты нашла мой московский телефон.
– В Интернете. Я провела поиск по теме «чистая сила». Мне стало известно, что в России этим занимаются и есть успехи. Но информации оказалось очень мало. Только о фирме «Китеж». На ее сайте говорилось о какой-то совместной работе с группой, которая занималась «чистой силой» – совершенным топливом. Там называлась и твоя фамилия как одного из сотрудников «Китежа», и только у тебя был московский телефон. Я не хотела ехать так далеко – в Сибирь…
Елагин не припоминал, что когда-либо размещал свои координаты на сайте «Китежа», хотя такое вполне могло быть. Впрочем, это его сейчас волновало уже не очень: возникла тема поинтереснее.
– А зачем тебе понадобилась Сибирь? Для чего ты приехала?
Джоан молчала. Надо было решаться. Лежащий рядом мужчина ей безумно нравился, причем все больше и больше. Она чувствовала, что он хороший человек и что она ему тоже стала дорога. Нельзя же столь искусно притворяться влюбленным. И не только в постели. Судя по всему, он не агент, а частное лицо. Эпизод возле библиотеки доказывал, что он не состоит ни в мафии, ни в полиции. Теперь, когда нет Лаймы, она сама вряд ли сможет добраться до людей, способных объяснить историю с абсолютным топливом, а значит, и с гибелью отца.
Если она не решится довериться этому человеку, тогда какому человеку вообще можно довериться?
– Не хочешь говорить – не говори.
– Я хочу, но боюсь.
– Меня?
– Пойми правильно. Я самоуверенная глупая американка, которая примчалась в такую тяжелую страну в надежде, что ей удастся разгадать важную тайну. И, лишь оказавшись на месте, я поняла, насколько самоуверенна и глупа. Я в ужасе от самой себя и от того, что вокруг происходит. Я уже даже не знаю, чего мне хочется больше – раскрыть тайну или просто уехать домой.
– Может, я тебе смогу помочь.
– Я только о тебе в этом смысле и думаю. На миссис Варвару вряд ли стоит рассчитывать, хотя она и хорошая.
– Итак, ты приехала сюда из-за отца. Потому что тебя не устроили объяснения твоего дяди Джека относительно его гибели.
– Фрэнка.
– Пусть. Какая тебе нужна помощь?
Одной рукой майор обнимал возлюбленную, другой терзал пульт. И снова нарвался на картинку с голодающим кандидатом. Только теперь рядом с Андреем Андреевичем был не Оскаров, а писатель Ливонов. Очкастый подзаикающийся хищный старичок пытался втолковать корреспондентам, что не в меньшей степени отстаивает народные интересы, чем ныне голодающий Голодин. Хотя он, глава нацбольного движения, сидевший три года, понимает и принимает голодинскую тактику. Слова надо оплачивать делами. «Дело прочно, когда под ним сочится кровь. Причем своя кровь, а не чужая».
Голодин всячески демонстрировал, что этому визиту в свою поддержку не рад.
Он говорил «нет» всяческому экстремизму, особенно националистического толка.
– А какими делами вы оплачиваете те свои слова, господин Ливонов, которые привели ваших мальчишек в латышскую тюрьму?
Камера показала строгую сосредоточенную Нину, задавшую этот вопрос.
Известный писатель запнулся, вытаскивая ответную реплику, но в расстановке персонажей в кадре возникла некая сумбурность: Ливонов возражал, может быть, и умно, однако у зрителя оставалось ощущение, что он срезан вопросом о мальчишках под корень.
– Я хочу поговорить с людьми, которые владеют проблемой «чистой силы», и смогут объяснить мне, что же случилось с моим отцом. Умышленное убийство, злой рок, чья-то небрежность? И вообще, что такое абсолютное топливо?
– Я помогу тебе. Я знаю людей, разбирающихся в этой проблеме не хуже твоего отца. Но…
– Почему ты остановился?
– Я не знаю, поймешь ли ты меня правильно.
– Ты объясни все правильно, и я пойму.
– Даже очень компетентным специалистам нужна дополнительная информация. Самолет, упавший на машину с изобретателем, – этого мало, чтобы судить об изобретении. От твоего отца остались какие-нибудь материалы?
Джоан все уже взвесила и решилась, поэтому ответила быстро:
– У меня есть очень важные материалы.
Глава тридцать шестая
Старые друзья
Сергей Янович внимательно и неприязненно смотрел на собеседника. Саша Павлыш – старый друг, соратник, но до чего же трудно обрадоваться этой встрече!
Да, съели вместе пуд соли. То есть вместе гоняли в страну первые фуры с компьютерами в самом начале девяностых. Вместе отбивались от шпаны, рисковали, недосыпали и перепивали. Но как бы ему
