Фронт освобождения имени геноссе Фарабундо Марти? Бокасса-людоед? Египтяне, которые ОАР? Черта лысого теперь вспомнишь, кто тогда был 'прогрессивным человечеством', а кто ЕЩЕ или УЖЕ нет. Время тает, как дурное вино в стакане, и на дне дней тех - сухой осадок горького камня, товарищи...
Поэтому следует вернуться и, увеличивая масштаб, заметить еще одну странную вещь. Люди живут везде и в том еще смысле, что есть вот, например, большие красивые города, стоящие на реках и морях. Хельсинки, например... Знаете Хельсинки? Это же великий и уютный город, равного которому нет на земле, с его улочками, насквозь продуваемыми, и конным памятником дворянину Маннергейму, сумевшему трижды так хорошо отоварить большевиков, что даже они зауважали эту маленькую храбрую веселую страну, где летом солнце заходит в воду, а зимой все, кому разрешили врачи, пьют кофе со сливками. А Нью-Йорк? Что в таком случае сказать о Нью-Йорке, нагруженном сталью, стеклом и бетоном, где над беспечной статуей Свободы еще совсем недавно гордо высились небоскребы 'WORLD TRAID CENTER' и геликоптер мирно жужжал все выше и выше, все ближе и ближе к тому пределу, за которым - мощная космическая синева и Господь Бог... Лондон, да, Лондон - даже в районе 'Seven Sisters', блистающем всеми оттенками черной кожи, ты бы почувствовал себя хорошо, если захотел. Ну а Мюнхен-на-Изаре? Звуки уличных скрипок на Мариенплатц и стеклянное эхо литровых пивных кружек в биргартене на тысячу мест... А Прага? Будапешт?.. Каждый город что норов. Правильно? Правильно. И никому не обидно.
Но ведь если карту взять, которая окончательно крупная, то и здесь обнаружится интересная закономерность. Люди живут действительно ВЕЗДЕ, и в любой складке местности, в каждой единице укрупненного пространства есть жизнь: города, маленькие города, поселки, села, деревни, хутора, стойбища. Это рационально или ИРРА? Это навсегда или исчезнет? Вот сколько возникает вопросов, гораздо более живо трепещущих, чем вся эта мелкая муть бытия, о чем можно прочитать в советских и антисоветских газетах.
Однако ни в одной газете не прочитаешь, как женился врач Валерий Иванович Царьков-Коломенский, и мы должны непременно заполнить этот пробел.
Был Валерий Иванович собою статен, пузат, бородат, и на одной из фотографий, окруженный пьяными медсестрами, приделал себе для съемок фальшивые белые крылья, сам одетый лишь в черные сатиновые трусы.
На одной из медсестер он и женился. Свадьба его не была шумной, потому что невеста уже сильно находилась 'в положении'. На вопрос, как он назовет будущего ребенка, врач добродушно отвечал - Артуром или Розамундой, а когда я как-то спросил, зачем тогда его покойные родители окрестили будущего жениха Валеркой, Валерий Иванович не менее добродушно ответил: 'Неграмотные, простые люди были'.
Однако сам он сильно тянулся к знаниям. Будучи блестящим, от Бога, врачом, сильно отставал в области изящной культуры и, отправляясь на суточное дежурство, запасаясь по блату дефицитным индийским чаем 'со слоном', всегда у меня просил 'что-нибудь почитать'. И всегда просимое получал - будь то роман покойного древнеримского Петрония 'Сатирикон' или просто роман 'Тля' тоже покойного, но советского писателя Ивана Шевцова, разоблачавшего стиляг, абстракционистов и (дозированно) волюнтариста Никиту Хрущева. Из прочитанного Валерий Иванович всегда делал самые глубокие и серьезные выводы, например, выучил наизусть гимн табосоранцев, маленькой народности на Кавказе, помещенный в сборнике 'Горы поют', а, отправившись в свадебное путешествие к месту проживания родителей Кати-невесты, возвратился оттуда очень удивленный.
- Где ж ты был? - спросили мы его.
- Понимаете, это очень трудно сказать. Летели мы самолетом до Казани.
- Ну...
- А потом ехали поездом, Катя сказала, в сторону Уфы.
- Понятно. В Башкирию?
- Нет, мы были около Йошкар-Олы, а там пересели на автобус и поехали.
- Куда?
- Я не знаю. Там уже говорили почти совсем не по-русски, и я только понимал - Муром, Муром.
- Ну, ты загнул! Ты на карту посмотри. Где Йошкар-Ола, а где Муром. Илья Муромец хренов!
- Вы сами, удаки, географию изучайте, а я это уже давным-давно сделал и ничего на карте не нашел.
- Что за бред! Как-то ведь все-таки эта местность называется, куда ты приехал?
- Разумеется, называется, но только как - я не знаю.
- Так ты бы Катю спросил.
- Спросил.
- Она что-нибудь сказала?
- Сказала. Сказала, нашу деревню всегда русские именовали 'Пенечки'.
- Там что, и по-русски не говорят?
- Кто говорит, а кто - нет.
- Тесть твой по-русски говорит?
- Нет.
- Так на каком же языке вы разговаривали?
- Ни на каком. Он пасеку держит, мы пили медовуху, в бане парились...
А потом я уехал.
- Что это значит, 'я'? А твоя молодка?
- Она осталась рожать.
И родила ведь, между прочим. Валерий Иванович через определенный промежуток времени показывал нам славненькую белозубую черненькую дочку. Подбрасывал ее. Девочка гугукала. 'Мордовочка ты моя маленькая',- умильно говорил Валерий Иванович, не похожий на себя.
- Так все-таки мордовка, да, Валера? - привязался к нему я, первым чтением которого были 'Мордовские народные сказки', 1941 г., г. Саранск, изд-во Саранского государственного университета. Жуткие, между прочим, сказки - секс, насилие, богохульство.
- Да это я так, условно,- объяснял добрый Валерий Иванович.
Добрый. Действительно добрый. Умер. Лежит на кладбище Бадалык в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан. Дочка его выросла и изменилась. Жена нашла себе другого. Жалко Валеру, но не очень, потому что все там будем. Везло мне в жизни на добрых людей, а может, и еще повезет.
8.3. 'А вот еще было неправильное безумие,- вдруг вспомнил Безобразов.Советская власть перманентно боролась с водкой и перманентно это состязание с народом проигрывала'.
С полным одобрением откликнулись труженики пищевой отрасли на постановление партии и правительства по борьбе с пьянством и алкоголизмом. Наши коллективы резко сократили выпуск коньяка, шампанского и виноградных вин, не говоря уже о водке. Низкосортные плодово-ягодные вина, метко окрещенные в народе 'бормотухой', вообще сняли с производства.
КНЯЗЬ ВЛАДИМИР СВЯТОСЛАВОВИЧ: 'РУСИ ЕСТЬ ВЕСЕЛИЕ ПИТИ, НЕ МОЖЕМ БЕЗ ЭТОГО БЫТИ'.
До Х века наши предки вообще не знали вкуса вина. В дни праздников, торжеств они потчевали друг друга ароматными пирогами, квасом, грибами. И лишь на пышных пирах гостей угощали таким легким напитком, как медовуха. На 'посошок' подносили не рюмку, а сала шматок - 'из добрых рук за доброе сердце'. Это русофобы пытаются приписать нашим предкам пальму первенства в употреблении крепких спиртных напитков, утверждая всю ту же гнусную ложь о 'вечно пьяной Руси'.
...в то время, когда на Руси водка только-только появлялась, в некоторых западных странах, как пишут историки, 'сильно царило пьянство'. 'Германия зачумлена пьянством',- негодовал Мартин Лютер. 'Мои прихожане каждое воскресенье смертельно все пьяны',- жаловался английский пастор Вильям Кет. Если к началу ХХ века во Франции годовое потребление алкоголя на душу населения составляло 23,3 л, то в России всего лишь 3,1. Впереди нас были Бельгия, Италия, Дания, Швейцария, Германия, Австро-Венгрия, Великобритания, Северо-Американские Соединенные Штаты, Швеция.
Хронические алкоголики, уклоняющиеся от добровольного лечения или продолжающие пьянствовать после лечения, подлежат направлению в лечебно-трудовые профилактории для принудительного лечения и трудового перевоспитания по постановлению народного суда.
При рассмотрении дел о самогоноварении не принимаются во внимание никакие аргументы, обычно
