ворота? Нет. Потому что его поджидала Анна, которая бы услышала стук копыт и выглянула бы в окно, выходящее как раз на главные ворота. Вывод: Алан не мог покинуть замок. Но тогда где же он?
Не зная, как реагировать на все эти странности, Брунисента попросила служанку принести из ее комнаты подсвечник в виде ветки дерева и зажгла свечу. Как обычно, она заглянула в кухню, проверив, все ли как следует убрано на ночь, после чего прогулялась до оружейной, рассчитывая найти там следы Алана, но ничего не обнаружила, хотя она и сама бы не могла объяснить, что именно ищет. Мальчишка как в воду канул.
Теперь можно было ложиться спать, но сначала Брунисента решила зайти в трапезный зал, где Жак развлекал своих гостей карточной игрой. Очень странно, но только тут она заметила, какая вокруг тишина. Тишина, когда в замке полно гостей, когда из трапезного зала должны доноситься песни и заздравные тосты, лай собак и пьяные голоса.
Впрочем, совсем недавно, буквально когда Брунисента заходила в конюшню и после, когда она входила в замок, все эти звуки доносились до нее. Если муж с приятелями до сих пор пируют в зале, почему же на кухне нет ни одного человека?
Неужели Жак разогнал сотрапезников и, вернувшись к себе, не застал там жены?!
Брунисента поспешно подобрала подол платья и уже поставила ногу на первую ступеньку лестницы, когда до нее донесся полный боли и отчаяния крик. Потом еще один, тише, потом крики начали сменяться со стонами, перемешиваясь с ними и сливаясь в какой-то страшный предсмертный вой. Она затаила дыхание, порывисто крестясь и стараясь не производить шума. Стон в ночи мог обозначать все что угодно. На замок могли напасть враги. Стражники могли поубивать друг дружку из-за смазливой служанки или выигрыша в кости. Наконец, в замке могло завестись привидение. Последнее казалось наиболее ужасным.
Брунисента постояла еще немножко на лестнице и, не услышав больше никаких звуков, оглядываясь и читая молитвы, поднялась наверх.
Мужа еще не было, она хотела позвать к себе служанку, чтобы было не так страшно, но потом передумала. Тоже мне, веселое занятие с прислугой болтать! Поэтому она вновь взяла подсвечник и отправилась к Анне. Та не спала, хотя и свечи не зажигала, сидела на разобранной постели, опираясь на стену. Мечтала о чем-то.
– К тебе можно? – Брунисента прикрыла ладонью пламя свечи, боясь, что свет как-нибудь помешает подруге.
– Входи, – Анна подвинулась на край постели, давая место.
Брунисента поставила на стол свечу и легла к Анне. Какое-то время обе молчали.
– Я слышала ужасный крик, – сказала Брунисента. При одном воспоминании о пережитом ужасе ее начал бить озноб, по спине поползли мурашки.
– Ты тоже? Странно, а я-то думала, что мне это приснилось.
– И Жака, как на грех, ни в трапезном зале, ни в спальне, ни в оружейной нет. Нужно было поискать как следует, да боязно, – призналась Брунисента. – Не иначе как в нашем замке поселилось привидение.
– Брр… – Анна брезгливо повела плечами. – Этого еще не доставало.
– Ты когда-нибудь видела привидение? – Брунисента прижалась плечом к плечу Анны, невольно ища в ней защиты.
– Нет. А ты?
– Никогда. Крестьянки из деревни говорили, будто бы в нашем лесу на поляне по ночам раньше видели маленьких фей, но феи не привидения. Они милые и безвредные. Нянька много историй знала про фей. А я так видела только маленькие огонечки, которые кружились в темноте, точно рой звезд, – Брунисента была рада перевести разговор на менее страшную тему.
– Жанна рассказывала о феях, – Анна потянулась, поправила начавшие отрастать волосы. – Недалеко от ее родной деревни Домреми жили феи. Там было особое, волшебное дерево, которое все так и называли – Дерево Фей или Прекрасный май. В четвертое воскресенье великого поста под этим деревом собирались молодые люди и девушки, для того чтобы плести венки из цветов, часть из которых с песнями и танцами вешали на волшебное дерево, а часть относили в церковь, украшать статую Девы Марии. Наш капеллан говорил, что негоже вешать цветы, собранные на поляне, где танцуют феи и справляют свои обряды язычники, на статую Богоматери, а Жанна, наоборот, считала, что Дерево Фей в Домреми все так любили, что их любовь сделала цветы, травы и даже воздух в том месте священным. А что может быть более приятным Господу, если не эта любовь?!
Недалеко от волшебного дерева находился целебный источник, куда приходили пить воду страдающие лихорадкой люди. Брат Жанны Пьер рассказывал, что после того, как до деревни начали доходить радостные вести о победе Жанны, ее начали называть Святой Жанной, так что теперь и источник носит имя Жанны. А Дерево Фей – деревом Жанны. Все родившиеся девочки – Жанны, Жанны Орлеанские, Жанны- Орлеан-Пуатье, – она тихо рассмеялась.
– Не смейся. Пока Дева в плену, мы не имеем права смеяться и быть счастливыми. Ведь она… – Брунисента хотела продолжить, но в это время за дверью послышались тяжелые шаги Жака. Поэтому Брунисента поспешно распрощалась с подругой и, прихватив свечу, выскочила навстречу мужу.
Узник Лявро
В ту ночь Жак был весел и пьян. Он помог раздеться жене и, уложив ее на постель, принес по бокалу сладкого вина, которое они с удовольствием и выпили вместе. Это вино, особенно почитаемое женщинами, обычно не подавалось в мужских компаниях, а так как в замке редко принимали дам, Жак предпочитал держать запас сладкого каркассонского в собственной спальне для жены и сестры.
Выпив и немного придя в себя после пережитых ужасов, Брунисента успокоилась и даже немного развеселилась, ласкаясь к мужу и весело щебеча милые глупости и называя его ласковыми именами.
Разомкнув объятия, они лежали довольные и счастливые. Брунисента совсем не хотела спать, она думала о том времени, когда Господь наградит их с Жаком первенцем, представляя, как она, такая красивая и желанная, сообщит мужу о своей беременности и как при этом он будет счастлив.
Брунисента почти уснула, когда сон ее прервал доносившийся откуда-то снизу, точно из самой преисподней, стон.
Она села на постели, охваченная внезапным ужасом. Жак тоже проснулся.
– Что это? – Брунисента тряслась от страха.
– Ничего. Спи, – Жак отвернулся, подложив руку под голову.
– Что если в замке завелось привидение? Может быть, твои предки замуровали в подвале какого-нибудь несчастного узника, и теперь его душа взывает к отмщению!
– Глупости, – Жак попытался закрыться с головой. – Никто из моих предков не стал бы осквернять собственный дом!
– Но ты ведь тоже слышал! И это уже не в первый раз.
– В подвале находится разбойник, головорез из бургундской банды, которого мои ребята поймали вчера. Я велел допросить его до утра, чтобы, когда проснусь, вздернуть мерзавца на башне или отослать в Вокулер к Роберу де Бодрикуру, если выяснится, что разбойник более виноват перед ним. В конце концов, лишняя монета за поимку преступника никогда не помешает.
Новый крик прервал объяснения мужа.
– Не ожидал, что он будет так орать.
Жак сел на постели и, отерев ладонями лицо, встал и, как был, в одной рубахе вышел из комнаты. Брунисента услышала, как Жак забарабанил в дверь своего телохранителя, тот открыл, после чего мужчины некоторое время о чем-то разговаривали. Вскоре Жак вернулся и лег рядом с женой.
– Я велел Симонену спуститься в подвал и передать ребятам, чтобы они заканчивали на сегодня с пытками. Так что можешь спокойно спать.
Он привлек к себе жену и вскоре уже спал, тихо похрапывая. Брунисента лежала, боясь побеспокоить Жака. Сон не шел.
«Какой такой разбойник в подвале замка? – недоумевала она. Обычно весть о том, что Жак или его люди изловили разбойника, разносилась по всем окрестным землям как величайшая радость. Люди высыпали из своих домов, дети кидались комьями грязи в разбойничью рожу, женщины старались вцепиться ему в волосы, собаки лаяли, мужчины обсуждали пленника. Жак мог даже в качестве особой милости оставить головореза, закованного в колодки, на потеху черни, с тем чтобы те могли выместить на
