— А я и не надеюсь.
— Будете пить чай?
— Буду.
Они молча пили чай. Тихо тикали часы. Они молча пили чай.
- Вкусный чай, - сказал оборванец.
- Вкусный чай, - повторил оборванец и обнял Анюту.
Вкусный чай...
— Не надо, - сказала Анюта.
— Нет, надо, - сказал оборванец.
— Ну не надо, - шептала Анюта.
— Надо, надо. Ох, милая! Надо, надо.
— Я тебя очень прошу. Погоди! Постой!
И она села в постели. Оборванец лег на спину. На полу валялась одежда: красно-зеленая комбинация, халат и оборванцевы тряпички.
— Давай покурим, - сказала официантка, и у ней что-то пискнуло в горле.
— Ну, давай хоть покурим, - горько сказал оборванец. - Это что за черт? Неужели я и отсюда уйду голодный? -Это что же за черт?
Они закурили. В окно светил ясный месяц. Алели точечки сигарет.
— А где твой муж? - полюбопытствовал оборванец.
— Муж - объелся груш, - туманно пояснила Анюта.
— Ага. Понятно. Бельишко у тебя шикарное.
— Французское.
— Ну? - оборванец привстал.
— Да ну? - повторил он. - Врешь!
— Чего это я буду врать.
— Вруби свет.
И при свете действительно оказалось бельишко французским. Марка имелась- фирма 'Карина'.
— Во дает, - сказал оборванец.
И потушил свет. И к ней.
— Давай, давай, давай!
А она:
— Я, ох, милый ты мой, хороший, я, ох, милый ты мой, лапушка ты моя ненаглядная, я сегодня никак не
могу, не могу, ну ты понимаешь? не могу я сегодня, ну не могу, ну не могу.
— Вот так дела, - сказал оборванец, остывая. - Совсем как в том анекдоте.
— Расскажи анекдот, - попросила Анюта.
— Анекдот? Слушай. Это мужик приходит домой, а жена ему говорит, вот как ты мне сейчас. А он: 'Вы что все, сговорились сегодня, что ли?'
— Ты что? Ты уже сегодня был у какой-то женщины? - вспыхнула Анюта.
— Ты чо ты, чо ты, - испугался оборванец. - Это же анекдот, я к слову.
- Смотри у меня, - надменно сказала Анюта.
Оборванец засмеялся и опять стал к ней приставать.
— Милый, лапушка. Я ж тебе сказала. Я правда не вру. Вот ей-бог.
— А тогда давай как-нибудь по-другому, - лукаво сказал оборванец.
— Это как еще по-другому? - помолчав, спросила Анюта.
— По-французски давай?
— Это как?
И оборванец объяснил, как, по его мнению, протекает французская любовь.
— Подлец! - Анюта выпрямилась. - Ишь чего захотел! Подлец! Я тебе щас всю морду расцарапаю! Подлец!
— Почему подлец? - мирно оправдывался оборванец. - Я читал в научной книжке, мне один давал. Там
написано, что это вовсе не извращение, а все в порядке, если партнеры любят друг друга и чистые.
— Подлец! Подлец! Я к нему, как к порядочному, а он - вон оно что! Подлец! Убирайся!
— Ну чо ты, чо. Ну уж ладно.
Анюта заплакала. Она поплакала и уснула.
А оборванец опять закурил. Он встал, походил по комнате и разглядел в темноте все: добрый шифоньер, телевизор, радиолу, трельяж.
- Богатая, - пробурчал оборванец. - Официанты все богатые. Они нас обкрадывают.
И возвратился в постель. И тут наконец увидел он лицо Анюты - страшненькое, и тут наконец увидел он тело Анюты - бедное, детское. Она лежала, съежившись, и тихонько посапывала.
- И какой-нибудь мальчик босой называть будет 'мамочка' гимназистку с пушистой косой, - тихо спел оборванец.
Бедное, детское.
Оборванец застонал. И выругался.
Он застонал, выругался и тоже уснул. Они оба спали. Страшненькая Анюта и оборванец. Во сне они обнялись, а в окошко все светил и светил ясный месяц.
Когда Анюта проснулась, то было уже утро, а оборванца, наоборот, не было. Зато имелась записка. 'Анюта! Я тебя очень полюбил. Ты мне запала в сердце. Я тебя буду вспоминать, а через два дня приду. Будь дома. Целую. Твой Юра'. И внизу подписано: 'Я у тебя взял в сумочке четыре рубля. Я потом отдам. Целую еще раз. Юра'.
- Как же! Отдашь! - сказала Анюта и в сердцах изорвала записку.
Эти два дня она как раз не работала. У них был такой график, что сутки работаешь, а потом два дня отдыхаешь. И два дня она не находила себе места.
Была у Вали, у Кати. Отстояв очередь, приобрела в ЦУМе пальто джерси. И шло время, и не шло время, и шло, и не шло. И прошли два дня, и прошли три дня, и прошли четыре дня. И она работала, и она отдыхала, и снова работала, а он все не появлялся
По вечерам смотрела телевизор. Жила же раньше, жила и теперь. Смотрела телевизор.
И вот как-то раз, кстати в пятницу, она увлеклась передачей под названием '02', которую организовывает милиция.
Анюта с интересом смотрела, как они кого поймали. И как ничего нельзя написать, а потом зачеркнуть, потому что есть очень специальные приборы, которые все это дело просекут. Милиционер, как фокусник, велел одному мужику что-нибудь написать и зачеркнуть, а потом немного повозился и объявил: 'Здесь было написано 'проба пера'. 'Правильно, - сказал мужик. - Правильно. Вы, Иван Иванович, угадали совершенно правильно'.
Анюте захотелось чаю. Она пошла на кухню, а когда вернулась, то сердце у ней упало. С экрана на нее глядел Юра. Крупным планом. Глядел, а потом план сменился, и она увидела, что он понуро сидит за столом, лейтенант задает вопросы, а Юра отвечает.
— Что ж. Нам все понятно, - сказал лейтенант и повернулся к телезрителям.
— Перед вами Климов Юрий Михайлович, 1935 года рождения. Нигде не работает. Последнее место работы не
помнит. Говорит, что служил в цирке, а иногда, что был пожарником, сторожем.
— Что ж, циркач он знатный, - пошутил лейтенант. - Основная специальность гражданина Климова - облапошивание слишком легковерных граждан, а в основном - гражданок. Он, пользуясь доверием неопытных
женщин и вымогая у них деньги, колесил по Союзу. Таких в народе зовут трутнями. Этот бич, то есть бродяга,
как мимолетное видение появляется то там, то тут. Ночует где попало, а на что живет - я вам уже
