Аксенов

Е.П.: Давай тогда все-таки рассуждать вот с какой точки зрения. Я ведь перечислил лишь те книги Аксенова, которые, по моему мнению, имели, извини за выражение, огромный общественный резонанс…

А.К.: Ну а «Бочкотара»? «Звездный билет»?

Е.П.: «Бочкотара» тоже имела такой резонанс, «Звездный билет» — меньший, я бы сказал.

А.К.: Ничего себе меньший, когда целое поколение на этой книжке сформировалось!

Е.П.: Может, ты и прав, но я думаю, вот пускай Василий Павлович оттуда на меня не гневается, что ни «Поиски жанра», ни «Круглые сутки нон-стоп»… Как бы это поделикатнее выразиться…

А.К.: Да так и выражайся: особой популярности в указанном тобой народе не имели. Пожалуй, что «Ожог»…

Е.П.: Что «Ожог»?

А.К.: «Ожог» — главная книга.

Е.П.: И «Остров Крым». Хотя… вот у меня «Бумажный пейзаж» — один из самых любимых Васиных текстов.

А.К.: У меня — тоже. Но мы ведь говорим об общественном признании.

Е.П.: Допустим. И в связи с этим второй вопрос на засыпку, а то мы как-то с тобой оба мнемся, сбоим, а истина исчезает, как Одесса в тумане. Вопрос: можем ли мы сказать, что последние книги Аксенова — его главные книги? Что они столь же значимы, как, например, «Московская сага»?

А.К.: Нет, «ми не можем», как выразился бы товарищ Сталин. И не имеем права забывать, что своим колоссальным массовым успехом «Сага» в значительной степени обязана фильму с тем же названием.

Е.П.: Фильму, который по своим художественным достоинствам конкуренции с книгой не выдерживает, но тем не менее сделал ее популярной. Такой популярности не имело, например, ни «Кесарево свечение»…

А.К.:…ни «Новый сладостный стиль». Отменный, как и «Кесарево свечение», роман…

Е.П.:…ни замечательный сборник рассказов «Негатив положительного героя»…

А.К.:…который вообще никто не заметил.

Е.П.: А литературные люди даже не удосужились рецензию написать. Ни одной рецензии, по-моему, не было… И даже, извини меня, не «Вольтерьянцы и вольтерьянки». Хотя «Вольтерьянцы» — это был такой изящный менуэт.

А.К.: Менуэт для своих.

Е.П.: И даже не «Редкие земли», понимаешь?

А.К.: Как это ни странно, но одной из главных его книг я бы назвал «Москву Ква- Ква».

Е.П.: Но сейчас из последних крутой популярностью пользуется эта как бы полу- его книга. Я имею в виду «Таинственную страсть».

А.К.: Так в каком журнале «Страсть» печаталась, помнишь? В том самом, который читают все домохозяйки. К тому же публикация сопровождалась фотографиями знаменитых людей.

Е.П.: Мне как-то попалось на глаза интервью с издателями «Таинственной страсти» — так они в полном восторге от того, что этот, как они выражаются, «литературный проект» оказался столь удачным. Возможно, и с финансовой стороны тоже. Дескать, почти два года подряд отбою не было от читателей, понимаешь?

А.К.: Понимаю. Анатолий Тихонович Гладилин хорошо написал об этом «проекте», но не будем сейчас об этом, у нас тема другая.

Е.П.: И все-таки я предлагаю тебе напрячь воображение. Как ты думаешь, что бы предпочел Аксенов, если б ему разрешили взять на необитаемый остров одну свою книгу? Я уверен, что он выбрал бы «Ожог».

А.К.: Ошибаешься, «Кесарево свечение» — он сам об этом говорил, это есть в каком-то его интервью. Хотя, полагаю, какую книгу сам Аксенов считал главной — малоинтересно. Что там вообще писатель о своих сочинениях думает — это его личное дело. Главная книга Аксенова неразрывно связана в общественном сознании с явлением под названием «Аксенов». В том же сознании Лев Толстой — это «Война и мир», а вовсе не «Хаджи Мурат».

Е.П.: «Хаджи Мурат» — бесспорный шедевр…

А.К.: Шедевр, не имеющий равных в русской прозе, — ну и кого это волнует? «Дети, что написал Лев Николаевич?» — «“Войну и мир”, Марья Ивановна!» — «А кто там главный герой?» — «Андрей Болконский». — «Неправильно, дети. Главный герой главной книги Толстого — народ!»

Е.П.: Может, сойдемся на том, что «Ожог» — главная книга его? Или все-таки «Остров Крым», роман, чье название стало русской идиомой? Есть кафе «Остров Крым». Некоторое время даже выходила газета с таким названием.

А.К.: Название — да, блеск. Но саму книгу редко кто из широкого читателя понял и оценил. А книга ведь великая. Книга про обреченность демократии, ее неконкурентоспособность по сравнению с тоталитаризмом. Но, понимаешь, «Остров Крым» — это совершенно отдельная, нетипичная для Аксенова книга. А вот «Ожог» — это очень аксеновский роман, очень аксеновский. В нем истоки многих его будущих и эхо многих прошлых текстов. Эта книга — водораздел. Заметь, там герой до половины текста пьет запоем — и с половины бросает пить. Но дело в том, что — нечего скрывать — Вася до половины написал «Ожог», когда еще пил со страшной силой, а потом пить бросил, и пошла уже совсем другая книга, наступила другая его жизнь.

Е.П.: Не хочешь ли ты сказать, что до «Ожога» он ехал на ярмарку, а после «Ожога» — с ярмарки?

А.К.: Да, эта книга пограничная. Здесь граница двух периодов Аксенова. У Пикассо есть периоды — розовый, голубой, такой, сякой, а у Аксенова был период, условно говоря, молодежный, а потом наступил период, опять же вполне условно, метафизический. Зрелый. После сорока его лет.

Е.П.: Я про это тоже думал. Период, например плотский, сменился периодом духовным. И уже навсегда.

А.К.: Метафизическим, Женя…

Е.П.: Ну, это одно и то же, только с разных точек зрения.

А.К.: Это неверно, что правду говорить легко и приятно, это булгаковскому герою было легко и приятно… Но как бы ни обиделся на меня за это Вася, молодежный период — это прежде всего «Звездный билет», книга про мальчиков и девочек, устремившихся в погоню за счастьем.

Е.П.: Действительно, название «Звездный билет» очень молодежное. И очень годится для вручения премии какому-нибудь молодому литературному таланту. Что, собственно, и происходит теперь каждый год в Казани, где эта премия учреждена в честь Василия Павловича.

А.К.: У Васи названия вообще безукоризненно точные. «Коллеги», «Новый сладостный стиль»…

Е.П.: Да? А назвать сборник публицистики «Квакаем, квакаем» — это как?

А.К.: Я знаю, что это не его название. Это его уговорили.

Е.П.: Считай, что ты этого не произносил. А то, не дай бог, наживем себе влиятельных врагов.

А.К.: Нам, двум старым литераторам вполне пенсионного возраста, бояться чего- либо довольно стыдно.

Е.П.: Тут ты прав. Бояться надо, пока ты молодой. Если умеешь бояться.

А.К.: Ты другого бойся. Того, что в конце концов мы этой своей необязательной болтовней так всех раздражим, что книгу не напечатают.