– У тебя мало времени, – тихо сказал он. – Ехать до следователя, к которому я тебя сейчас повезу, полчаса, не больше. За полчаса ты должна принять решение.
– Мама... – неожиданно сказала Гена.
– Что? – Неужели ослышался?
– Мама, папа... Все от меня отказались. Сестра мне... Она просила не приезжать, не встречаться с ее... с ее детьми. Племянниками моими. Будто я прокаженная. Мужа зарезала, как же! Да уж, преступление! Сволочь он был, ни секундочки я не пожалела. Жаль, дали мало. Там я была дома. А на воле что? Ни жилья, ни работы. И куда? Воровать, убивать? Нет, ты скажи? Вам бы только засадить.
– Ты палача-то из меня не делай, – разозлился он. – Получила, что заслужила. Я читал твое дело.
– Заслужила... Отсидела все, что положено, не отказывалась, жалоб не писала. А выходила – как на плаху. Все равно, что под топор лечь. Казалось, голова здесь остается, на зоне, все мысли, чувства, а тело, кому оно нужно? И куда? К кому? Я тогда как умерла. А за воротами – машина. Аж сверкает! Я сразу поняла: дорогая. И выходит из нее красавица. Я ее увидела и обмерла. И – ко мне. Вот тогда и началась моя другая жизнь. Первый раз меня приласкали, поговорили со мной. Дали понять, что я тоже человек. Я – человек!
– И за это ты ее отблагодарила, – усмехнулся он.
– Да.
– Ничего себе, благодарность! Выходит, она и замуж не могла, и влюбиться не могла. Какая страшная судьба! Сначала отец, потом ты. Как стену вокруг выстроили. А Копейко сказал, ты ее боишься. Ошибся, выходит. Это она тебя боится.
– Кто это, Копейко? – равнодушно спросила Гена.
– Ее последний муж. Игорь Михайлович.
– Ах, этот...
И она замолчала.
– Ну что, поехали?
– Да, – спокойно сказала Гена.
– Только смотри: без фокусов. Поняла?
– Не дождешься. Я правила знаю.
– У тебя уже есть срок за убийство. Ты хоть понимаешь, что больше уже на свободу не выйдешь? Никогда не выйдешь.
– Я все понимаю.
– Ну и хорошо. Тогда поехали.
И они поехали.
Когда раскручивали Гену, он присутствовал. Ситуация с Андреем Котяевым была неопределенная: то ли его выгнать из органов с позором, за пьянку и прогулы, то ли поощрить. Как ни крути, особо опасного преступника задержал он, он же его и вычислил.
Поэтому он присутствовал.
Первым делом Евгения Бойкова призналась в убийстве Вани Курехина. Когда спросили, за что, спокойно ответила:
– Из ревности. Он провел ночь у Алины.
– А какие лично у вас были отношения с Алиной Александровной Вальман? – спросил следователь.
Андрей Котяев невольно напрягся. Гена кинула на него насмешливый взгляд и сказала:
– Мы с ней спали.
– И... как долго вы были любовниками? – с легкой заминкой спросил следователь. Ситуация была пикантная.
– Три года. С тех пор, как я вышла из тюрьмы.
– А как вы познакомились?
– Она сама меня нашла. Я перед тем, как выйти, в газету писала, да не в одну. В журнал. Все как на духу. Познакомиться хотела, чтоб поняли, посочувствовали. Чтоб там, на воле, было к кому. Она, видать, прочитала. Когда я вышла на свободу, она меня встречала. Алина знала, что работу я не найду, жить мне негде, и предложила быть ее охраной, с проживанием. Я с радостью согласилась.
– И что дальше?
– Дальше? А что дальше? Вы о чем?
– Вы дурочку не валяйте, Бойкова. Рассказывайте обо всем подробно. Вы стали с ней жить?
– Стала! Она сама меня соблазнила, мне было довольно и того, что она рядом. Никогда бы я не посмела. А когда это случилось... Господи, я была так счастлива! Я поняла, что жизнь за нее отдам! Предана была, как собака.
– И стали убивать всех, с кем она имела связь? Я имею в виду, мужчин.
– Да. Из ревности.
«Она все берет на себя».
– И... много их было?
– Сначала я убила ее первого мужа, Горина. Столкнула его пьяного в речку, а перед этим ударила по голове.
Он вздрогнул: «Зачем она это делает?! Не доказано же!»
– Прежде чем уйти, я убедилась, что он умер. Помню, как стояла по колено в воде, – Гена усмехнулась. – В речушке разве что воробью напиться, но все поверили. Упал пьяный и захлебнулся. Это оказалось так легко. Я даже подумала, что дура была, когда в убийстве мужа призналась. Надо было его... Скрыть в общем. Мало у нас людей пропадет? Дура была, – повторила она. – Потом... Чем ближе мы с ней были, тем больше я ее ревновала. Даже к отцу и к ее сводному брату. К Юрке. Мне казалось, что и он тоже. А ему просто деньги были нужны. Все боялся, что Алины опять выйдет замуж, влюбится и про него забудет или дом на кого-нибудь перепишет. Ведь отец Алины написал завещание, по которому все его имущество переходит Юрке, пасынку. Дом-то сейчас на него записан, на Кукина. Кукин – это ее отец, – пояснила Гена.
– Но почему не дочери? – спросил следователь. – Алине? Ведь это было бы логично!
– Это их дела, семейные, я в них никогда не вникала. Юрка ее так и пас, Алину-то. Все боялся, что богатство из рук уплывет. А она его баловала, вещи дорогие покупала. Но между ними ничего не было, вот я и оставила его в покое. Она его для развлечения при себе держала. Говорила, что Юрка ее забавляет. Мол, глупый он, и до денег жадный.
– А как же с остальными? С ее любовниками?
– Я их вынуждала покончить жизнь самоубийством, после того, как они провели ночь у Алины. А тех, кто не хотел... Я их убивала.
– Пистолет где взяли? Из которого убили Курехина?
– У друзей.
– Которые ограбили дом бизнесмена Пугаева?
– Да. Только я вам их фамилии не назову.
– А «Вальман»? Из которого застрелился Эдуард Мотало?
– Достала.
– Что значит: достала?
– Я ж сидела, – усмехнулась Гена. – Пятнадцать лет. Думаете, для меня оружие достать проблема? Купила я его. У своих.
– А почему такой странный выбор?
– Надо объяснять? – исподлобья глянула Гена на следователя. – Какой достала, такой достала.
– Ну хорошо. А как вы заставили повеситься Крылова?
– Какого Крылова? – слегка напряглась Гена.
– Сашу Крылова. С заправочной станции.
– Ах, этот... Так он же еще мальчишка был! Слабак! Я его запугала.
– Мотало тоже запугали, Бойкова?
– Какое еще мотало? – вздрогнула она.
