коридора, доносится бесцеремонный, явно уже ногой, грохот в доски двери и требовательный голос Ван Аллена.
— Останови их, — коротко велел он, поднимаясь. — Я буду.
Помощник молча кивнул, устремившись прочь из комнаты почти бегом; Курт встряхнул головой, сбрасывая последние обломки сонливости, и влез в сапоги, отмечая, что при наклоне не закружилась голова, а одолевавшая его тошнота отступила совершенно. Охотник был прав — короткий и не слишком здоровый сон все-таки явно пошел на пользу…
В коридоре столпились все, даже Берта Велле с красными, точно у чахоточной, глазами стояла чуть в стороне от двери, глядя на створку с обреченным ужасом и зажав ладонями рот, быть может, чтобы не закричать от того, что увидит внутри. Хагнер и Ван Аллен у порога обернулись, когда он окликнул охотника, и тот поморщился:
— Я ведь говорил ему — не будить…
— Чушь, — еще хрипло со сна оборвал Курт, доставая связку ключей. — Если что-то происходит, я должен знать об этом.
— Здесь не происходит, здесь уже произошло, и твое присутствие вряд ли что-то изменит. О последствиях я рассказал бы, когда ты проснулся б.
— Ты думаешь… — тонко прошептала Мария Дишер, прижавшаяся к стене, — ты думаешь… она что- то сделала с собой? Чтобы волку не попасться?
— Вполне в духе ситуации, — хмуро согласился охотник. — Этакий выход из безвыходного положения.
— Пустите, — потребовал Хагнер, когда ключ повернулся в замке, и Курт перехватил его за локоть.
— Стой, — приказал он твердо, отодвинув парня назад, и, распахнув створку, замер, не войдя внутрь и слыша внезапную тишину вокруг.
— Вот дура… — во всеобщем молчании чуть слышно проронил Ван Аллен.
Внутри царил уличный мороз; на изголовье кровати скопилась тонкая снежно-ледяная полоска, пол перед окном побелел, а подоконник зарос пышным сугробом, наметенным вьюгой сквозь голое окно. Ставня, выкорчеванная из проема, стояла у стены рядом, позволяя ветру разгуливать по совершенно пустой комнате.
— Что это еще за черт? — растерянно проронил Карл Штефан, заглянув через плечо рыцаря, заграждавшего ему видимость. — Где она? Ее… что — вытащили через окно?
— Она сама вылезла, идиот — не видишь, рама снята! — со злостью отозвался охотник, прошагав к окну, и, ладонью сметя слой снега, потянул за веревку, укрепленную так же, как, наверное, это делалось в прежние ночи.
— Ерунда какая-то… — оторопело произнес рыцарь.
Неподвижно стоящий Хагнер, лишь теперь очнувшись, вздрогнул, точно от удара, и вбежал в комнату, бросившись к окну; Ван Аллен ухватил его за плечо, не дав высунуться наружу, и, резко отшвырнув назад, повысил голос:
— Не лезь; что ты там хочешь увидеть? Как она бродит по сугробам под стенами? Ее здесь нет.
— А где же она? — проронил торговец, отступив от двери подальше в коридор. — Зачем это она? Неужто сбежала, сына бросив?
— Да ну, — с сомнением возразил Карл Штефан, глядя, как охотник, обрезав заледеневшую веревку, вклинивает раму окна обратно. — Не полная ж она дура. Середина дня, никак не успеть добраться до жилья. И вещи вон стоят… Слушайте, но не по нужде ж она через окно полезла?
— Все вон, — тихо приказал Курт, и тишина воцарилась снова, сдобренная оскорбленно-растерянным взглядами. — Выйдите, — повторил он. — Все, кроме Яна и Макса.
— Что тут происходит? — с подозрением спросил фон Зайденберг, не шевельнувшись, и он повысил голос:
— Я попросил всех уйти. Пока просто попросил. Это — понятно?
Несколько мгновений все стояли неподвижно и не произнося ни слова, глядя на него кто испуганно, кто растерянно, кто ожесточенно; наконец, пожав плечами, Карл Штефан развернулся, направившись к лестнице в трапезный зал, и один за другим прочие неохотно последовали его примеру.
— Меня ты не упомянул, — заметил Бруно, глядя им вслед. — Мне что же — тоже выйти?
— Всенепременно, — согласился он. — Сиди с ними. Слушай, что говорят. На все вопросы ответ «не знаю».
— На все так не ответишь.
— Чай не дурак. Выкрутишься. Иди и будь там, пока не позову.
Помощник бросил взгляд на мрачного, как преисподняя, Хагнера, замявшись на мгновение, и, молча кивнув, развернулся, направившись следом за постояльцами.
— Зачем она это сделала? — спросил тот, когда дверь за ушедшим закрылась, и Ван Аллен искривил губы в подобии ухмылки:
— Вспомнила юность — через окошко к любимому на свидание… Сноровистая тетка. Зимой, со второго этажа, по веревке…
— Глупо, — с тоской произнес тот. — Ведь это же глупо…
— Глупо, — согласился Курт. — И еще как.
— Ее надо найти. Времени прошло немного, она еще там; надо выйти за ней.
— А вот это еще глупей, — заметил он наставительно. — В том, что она
— Откуда вы знаете? — развернувшись к нему рывком, зло бросил Хагнер, и он вздохнул:
— Там зверь за стенами, Макс. Если он тоже проявит глупость и отпустит ее — Амалия будет стучаться в дверь уже через минуту. Но на это я бы не рассчитывал.
— То есть, вы намерены ее там бросить, так?
— Бросить? — хмуро поинтересовался Ван Аллен. — Да, мы тоже, в общем, по-глупому рисковали, чтобы спрятать два трупа от волчьих зубов, но она — она уже у него в зубах. Точней, в желудке.
— Не смейте над этим потешаться, — угрожающе потребовал Хагнер, и Курт вздохнул:
— Он всего лишь имел в виду, что живой ты ее не найдешь, и даже тело искать бессмысленно. Мы не спасем ее жизни и не убережем от посмертного осквернения.
— Не желаете рисковать? значит, я выйду сам, — твердо заявил тот. — Один. И только попытайтесь меня остановить.
— И? — глядя на него сквозь подозрительный прищур, уточнил охотник. — Что тогда?
— Попытайтесь, — повторил Хагнер. — И увидите.
— Станешь кидаться в драку ради того, чтобы добыть мертвое тело?
— Он не мог ее убить. Если он тот, о ком вы говорите, если он хочет перетянуть меня на свою сторону — разве он станет убивать близкого мне человека? Это лучший способ стать моим врагом.
— Уверен, он полагает, что ты был с ней просто потому, что больше было некому о тебе позаботиться. Не думаю, что он воспринимает всерьез твою сыновнюю почтительность к какой-то девке, чья задача была лишь в том, чтобы стать вместилищем для его потомства.
— Следите за словами, майстер Гессе, — повысил голос Хагнер. — Вы говорите о моей матери.
— Разумеется, я говорю о ней, — согласился Курт, — и сказал далеко не все. Она сделала глупость. Для чего она пошла к нему? Пристыдить? Удостовериться, что мы неправы в своих выводах? Просто увидеть? Любая причина — дурость и вздор.
— В немецком языке много слов, — уже с откровенной злостью сообщил тот. — Будьте любезны избирать менее выразительные.
— Для чего? Чтобы утешить тебя и сказать, что Амалия пала смертью храбрых, принеся себя в жертву? Чему? Ничему, кроме собственной глупости.
— Не будите во мне зверя, — с расстановкой выговорил Хагнер, шагнув к нему и сжав пальцы в кулак. — Еще слово в таком тоне…
— В ней проснулась забытая старая страсть; это я понимаю, — кивнул он, не отступив и словно его не услышав. — Когда столько лет живешь в одиночестве, это случается. Но я не намерен подставлять шею из-
