Я вскочил и крикнул:
– Они за стеной, по лестнице убегают!
Отпихнул кресло, схватил мертвого солдата за ноги, оттащил немного и бросился к одному из диванов, возле которого валялся перевернутый стул. Поднял его, метнулся обратно, на ходу замахиваясь. Обрушил стул на перегородку возле пролома, потом еще раз, еще – и он сломался окончательно, распавшись в моих руках. От пролома протянулась извилистая трещина, очертившая большой овал.
– Пусти! – сказал Пригоршня, и я шагнул в сторону.
Илья Львович прижимал ладонь к боку, рядом с ним переминался с ноги на ногу, иногда подпрыгивая, возбужденный Звонарь. Шрам и Злой ждали, подняв оружие.
Повесив «калаш» на плечо, Никита резко выдохнул и ударил ногой. Подошва врезалась в верхний край пролома, овальный кусок с грохотом рухнул наружу, подняв облако пыли.
– Куда? – выкрикнул напарник, хватая автомат и прыгая во второе помещение. – Вон та лестница?
Не отвечая, я прыгнул за ним и побежал туда, где исчезли фигуры. В стене слева имелось длинное окно, в помещении за ним что-то ярко пылало, но что именно – отсюда было не разобрать.
Дверь, узкая площадка, бетонная лестница… Я присел, заглядывая между пролетами.
– Куда они побежали? – спросил Никита, встав надо мной и водя стволом автомата из стороны в сторону.
– Вниз.
Полуприсев, я стал спускаться, опираясь на железные перила, то есть узкую рельсу, приваренную к кускам арматуры.
– Не хотят в бой вступать, – с легким самодовольством пробормотал Никита. – Знает Медведь, с кем связался!
В дверях позади него показались остальные. Шрам шел первым, потом Злой, Звонарь и старик. Последний все еще держался за бок.
– Львович, вы что, «узи» потеряли? – тихо спросил я, добираясь до пролета между этажами.
– Нет-нет, он у меня сзади, за поясом, – откликнулся он.
– Ну так лучше отдайте его назад мне.
Теперь я видел дверь, такую же, как и та, через которую мы попали на лестницу. Пригоршня обошел меня, заглянул между пролетами и сбежал к ней. Распахнув, присел сбоку от двери. За ней открылся очередной коридор. Я спустился, встал по другую сторону. Шрам и Злой двигались следом, целясь в проем, за ними шли Звонарь и старик.
– Львович, положите «узи» возле перил, – сказал я и сбежал ниже, в то время как напарник со Шрамом шагнули в коридор.
Лестница заканчивалась тупиком, глухой бетонной коробкой, в углу которой сидел мертвец. Не военный: на нем были какие-то ветхие светло-серые одежды – не то пижама, не то форма медбрата, – слишком уж древние, чтобы понять. Он вытянул ноги, руки лежали на коленях. Кожа на кистях высохла, натянулась, рельефно обозначив суставы и косточки. Из правого глаза торчал скальпель, до середины узкого лезвия погруженный в череп. Рядом валялись тапочки без задников, сбоку лежала красная аптечка.
Сверху донесся шум, и я быстро пошел обратно. Подхватив «узи», сунул пистолет за ремень. Все остальные уже покинули лестницу, в коридоре за ней маячили лишь Звонарь со стариком. Я направился к ним, разглядывая помещение, прислушиваясь к шорохам, наполнявшим все вокруг: где-то потрескивал огонь, капала вода, за стеной раздавалось приглушенное попискивание, будто из древнего радиоприемника, что-то гудело под полом – как пламя горелки… Место, в которое мы попали, казалось заброшенным и в то же время полным тайной, скрытой от глаз непосвященных жизни.
Илья Львович со Звонарем исчезли в дверях; я догнал их, увидел комнатенку, напоминающую тамбур, с большой овальной дверью, в которой было стеклянное окошко. Из-за нее доносилось ритмичное клацанье, а после раздалось шуршание, будто кто-то надувал воздушный шарик.
– Иди сюда, Химик, – позвал Злой.
В длинной комнате был металлический пол и решетчатый потолок, а стены выложены кафелем. Из-за толстых прутьев сверху лился приглушенный свет, озаряя Никиту, Злого и Шрама – они на другом конце помещения разглядывали что-то. Я направился к ним, миновал медицинский шкафчик, тумбочку, на которой лежал разбитый термометр. Звуки не смолкали, к ним добавилось пощелкивание и треск. Пригоршня посторонился. Под стеной, пялясь на нас выпученными глазами, стоял тощий голый бюрер.
– Скребся он тут. Мы думали, вояки сюда побежали, – сказал напарник. – Ну и зашли…
– Отсюда дальше некуда вроде, – ответил я.
Карлик скалился, опустив голову, искоса посматривая на нас. Должно быть, вид его так удивил спутников, что они не открыли огонь сразу же. Помимо того что бюрер был необычно высоким, на полторы головы выше самого крупного из тех, что я когда-либо видел, у него отсутствовала правая рука. Вместо нее к плечу был приспособлен механический протез – погнутые стальные пластины и прутья торчали прямо из кожи, красной и распухшей в этом месте, – с отломанной кистью. Из культи капало масло и свисали концы толстых проводов с лохмотьями изоляции. Видимо, искусственные мышцы до сих пор были как-то подсоединены к нервным окончаниям: корчась от боли, бюрер то напрягал, то расслаблял их, отчего внутри протеза двигались вверх-вниз поблескивающие фрагменты, из грозди перерубленных трубочек, торчащих над плечом, били шипящие струйки воздуха, а возле запястья потрескивали искры. Поднимая и опуская плечо, карлик будто качал ручную помпу… И мне это не понравилось.
– А швыряться он ничем не пытался? – подозрительно спросил я, пятясь.
– Нет, – сказал Злой, махнув рукой. – Вон колба приподнялась, а потом упала сразу. Слабый совсем…
Я покосился на длинный деревянный стол, застеленный белой клеенкой. В стене над ним было забранное жестяной решеткой квадратное отверстие вытяжки. На столе стояла медицинская утка, лежал
