хозяйству.
– Садитесь в питейном зале, молодые люди, – предложил старик, провожая нас по лестнице вниз. – Поужинаете?
Никита кивнул.
– Да, нам бы поесть и что-нибудь выпить.
– Воду можете взять в бочонке.
Напарник покосился на хозяина.
– Нет, воды не надо.
Я произнес:
– Злой сказал, Долина тут у вас. Что это за Долина?
– Просто Долина, – донесся сверху голос Марьяны. Она вышла из комнаты сталкера и прикрыла за собой дверь. – Безвыходная, потому что наружу пути нигде нет. Так откуда ты меня знаешь? – обратилась она ко мне, догоняя нас на ступеньках.
– Я Ваню Пистолета знал, когда ты еще с ним жила, маленькая совсем. Он моим скупщиком был.
– Ваню… – протянула она. – Я его совсем не помню. Что с ним теперь?
Мы достигли помещения, которое Илья Львович назвал питейным залом. Старик показал на один из грубо сколоченных столов и ушел, шаркая ногами.
– Застрелился, – ответил я на вопрос девицы. – После того как ты пропала. Он же, считай, ради доченьки только и жил, деньги копил, все для нее… – говоря это, я поглядывал на Марьяну. Выражение красивого лица почти не изменилось, когда она услышала про смерть отца, и это вполне подтвердило мнение, которое у меня успело о ней сложиться.
– Застрелился, значит…
– Ага. Он с ума сошел, как ты исчезла. Ну, не совсем, но… В общем, такая глухая депрессия началась, вот он в конце концов «пээм» себе в рот и сунул. А ты куда тогда подевалась, Марьянка? Тебе сколько… тринадцать лет было? Четырнадцать?
Мы сели под окном, сквозь которое была видна все та же площадь. Люди уже разошлись, только двое мужиков вели под уздцы запряженного в телегу Безумного.
– А я сбежала! – ответила она. – Мимо парни из «Свободы» проезжали как раз, обоз из грузовиков, и я с водителями… Потому что надоел он мне! С батей жизни не было никакой, он меня в комнате запирал и бил.
– Он тебя любил, – вставил я.
– Любил и бил, да? Не нужна мне такая любовь!
– Ну ладно, а сюда как попала? – спросил Никита.
Выражение Марьяниного лица изменилось, стало почти ласковым, а голос – мурлыкающим. Блеснув на Пригоршню глазами, она ответила:
– Да я потом… ну, с сержантом одним жила. Не настоящим сержантом, он себя так называл просто. Он в «Свободе» был, в группировке их, мы в лагере обитали, далеко, аж за Янтарем. Потом на нас «Долг» напал, большая бригада, на броневике и с огнеметами. Почти всех поубивали, и сержанта моего… А я сбежать успела, ночью, по лесу… За мной собаки погнались слепые, и пока от них убегала, попала в какие- то горы. Вижу вдруг: деревья закончились, земли нет, каменный склон вместо нее. Собаки куда-то подевались, только что выли, лаяли рядом совсем, а потом раз – и пропали. Я стала спускаться… И здесь очутилась, в Долине.
Она замолчала, когда к столу подошел Илья Львович с тарелкой и бутылкой в руках. В тарелке оказалась посыпанная укропом вареная картошка, а в бутылке самогон.
– Марьяночка, Настасья Петровна просит, чтоб ты ей на кухне помогла, – произнес старик, и девица в ответ скривила недовольную рожу. Но все же подчинилась; напоследок стрельнув в Пригоршню глазами, ушла к двери в глубине помещения.
– И принеси нам стаканы, пожалуйста, – сказал Илья Львович вслед.
– Со Злым живет? – спросил я.
Старик, усевшись напротив, сказал:
– Таки да. Не могу не отметить, что он ее тоже бьет частенько.
– А эти, остальные, кто здесь… – я махнул рукой в окно. – На сталкеров не очень-то похожи.
– Это все больше бродяги, бомжи. Я сам, молодые люди, был библиотекарем и школьным учителем в этом колхозе, меня-то ниоткуда сюда не переносило, когда пространство закуклилось. Женщины, которые здесь у нас есть, все больше из разных колхозов и ферм или из Чернобыля. Вот Настасья Петровна, которая у меня готовит постоянно, говорит, что дояркой была.
– Закуклилось? – переспросил я, беря из тарелки горячую картошку и осторожно откусывая. – Что это значит?
Илья Львович потер большой нос с крупными порами на коже.
– Это все после выброса, юноша. Здесь всего несколько человек осталось, кто не покинул эти места или не погиб. По какой-то причине у нас мутантов мало было, псы только иногда забегали, реже – кабаны. Мы оружие раздобыли какое-то и их отстреливали… От выбросов прятались в подвале под домом председателя колхоза, то есть под этим самым. И как-то особо сильный выброс произошел. Председатель Михаил Петрович – а он тоже остался, потому что после аварии жена его с дочкой и сыном тут погибли, и ему некуда идти было, как, к примеру, и мне, – от сердечного приступа скончался прямо в подвале, так на него выброс повлиял. Земля тогда гудела громко, и словно весь воздух из подвала на секунду выкачали, а после
