суда.
Десантники переговаривались шепотом:
— Ялта недалеко от Керчи?
— Сказанул!
— А где она? Ты и сам не знаешь…
— Закурить бы, ребята…
— Подплывем, он тебе даст огоньку… Закуришь…
У борта, перевесившись над глянцево-черной водой, кто-то хрипловатым, уверенным баском говорил своему собеседнику:
— Ты первый раз? Ничего… Я вот уже третий раз иду и даже контужен не был… Главное, сигай быстрей и вперед… Главное, не копайся…
Густую темноту прочертили гигантские огненные полосы. С свирепым шуршанием пронеслись снаряды.
Стреляла коса Чушка. Первые разрывы вспыхнули на высотах, в клубящемся черном мраке, алыми мутноватыми сияниями. Через мгновенье орудийная канонада нескольких сотен стволов слилась в сплошной могучий гул.
Петро, стиснув автомат, напряженно глядел на клокочущий, бушующий багровыми огнями крымский берег. Запоздало взлетевшие ракеты казались безобидными светлячками.
— Вот дают! Фашисты теперь согреются, — восхищался кто-то над ухом Петра, обдавая его жарким дыханием.
Плот вдруг сильно встряхнуло. Петро инстинктивно ухватился за плечо соседа. Его хлестнула холодная вода; по шее, по горячей спине поползли струйки. Впереди, слева, взметнулся еще один смерч, потом еще… Противник открыл ураганный заградительный огонь.
— Деса-а-ант!.. — протяжно, прорываясь сквозь грохот, прокричал высокий голос в рупор.
Окончания команды не слушали. Петро, ощутив близость земли, вскочил на ноги, резко крикнул:
— Пе-ервая рота-а!.. Гвардейцы! За мной!
Ледяная вода, дойдя до шеи, охватила его чугунными обручами. Петро качнулся. Но ноги его уже нащупали дно. Высоко подняв над головой автомат, сжав зубы до боли в висках, он боролся с тянущей его книзу водой, исступленно пробивался к берегу.
С бронекатеров, мотоботов, плотов кидались в море люди… Петро на миг повернул голову: гвардейцы передавали друг другу части пулеметов, ящики с патронами… Вода громко булькала, плескалась…
«Зацепиться!» — лихорадочно думал Петро, бредя уже по колено в воде и ощущая, как все тяжелее становится его шинель. «Только бы зацепиться за клочок земли…»
Глаза его вдруг резнул яркий свет. По проливу торопливо зашарили ослепляющие лучи прожекторов. Косой трепещущий луч выхватил из кромешного мрака вздыбленную волну, корму судна, каски и бледные лица десантников…
Но по земле, пригибаясь, паля из автоматов, уже бежали первые стрелки. Пулеметчики устанавливали на катки пулеметы… Над кромкой берега поплыли молочные клубы дымовой завесы.
— Бей по прожектору! — пронзительно кричали за спиной Петра. — Бе-ей! Чего ждешь?!
— Полу-ундра!
— Давай гранаты! Грана-аты давай…
— Пушку, пушку, помогите…
На взгорке из траншей раздались разрозненные автоматные выстрелы, затрещал и сразу смолк пулемет…
Путаясь в полах мокрой шинели, учащенно дыша, по берегу пробежал Тимковский.
— Рубанюк!
— Тут, товарищ капитан.
— Давай эту высотку занимай… Живей! Не подставляй людей под мины…
Тимковский исчез. В кроваво-полыхающее небо взметнулись зеленые ракеты: передовые отряды обозначали свое местонахождение.
Петро, нервничая и ругаясь, быстро собрал своих люден, ринулся на высоту. Из первой линии траншей гитлеровцы бежали, не сопротивляясь. Преследуя их, автоматчики ворвались во вторую линию, схватились с фашистами в жаркой рукопашной схватке.
Петро, по опыту зная, что сейчас, в пылу ожесточения, вряд ли кто его услышит, вскочил в траншею следом за другими побежал по ее извилистым ходам, спотыкаясь о трупы, каски и котелки…
В темноте люди сталкивались и расходились…
— Ой, рука, рука! — кричал кто-то с восточным акцентом, корчась на дне окопа.
Петро по голосу узнал командира отделения Масуилова. Он чиркнул зажигалку, наклонился: грудь Масуилова была залита кровью.
— Я… умираю, — прохрипел сержант.
В тусклом, колеблющемся свете зажигалки Петро увидел, как откинулась голова Масуилова, на губах показалась розовая пена, и он затих…
Этой же ночью враг был выбит не только из второй траншеи, но и из третьей.
По приказу Тимковского Петро с рассветом перешел на высоту «175», занял оборону. В двухстах метрах впереди в дзотах прочно сидели фашисты.
— Держи ушки на макушке, — предупредил Тимковский. — Будут контратаковать…
— Само собой разумеется. А как вообще, товарищ комбат?
— Маяк, Глейка, Жуковка, Рыбпром, Еникале… Мало?
Утром у окопов, занятых передовым отрядом Петра, стали рваться мины и снаряды. Наблюдатель доложил Петру о появлении на бугре шести вражеских танков.
Петро быстро надел каску, провел жесткой, испачканной ладонью по лицу, сгоняя остатки короткого сна, и приподнялся над бруствером наспех оборудованного ночью наблюдательного пункта.
Справа, на кремнистом взгорке, развевался красный флажок. Там были свои. Внизу, у подошвы высоты, за серым гребнем с валунами, копошились около орудий артиллеристы. Это тоже были свои. Командование, видимо, успело за ночь переправить немного артиллерии, а может быть, это стояли пушки, прибывшие с десантниками.
Над горой Митридат мертвой рыбиной застыл немецкий аэростат-корректировщик. Взглянув на его продолговатое, пестрое от камуфляжа тело, Петро понял, что противник ведет по проливу прицельный огонь, стремясь помешать подвозу подкреплений.
До наступления темноты нечего было и мечтать о какой-либо помощи.
А вражеские танки, выползшие из-за бугра, развертывались, устрашающе ворочая орудийными башнями.
— С Тимковским соедини! Живо! — приказал Петро телефонисту, сидящему в нише окопчика. — Готовлюсь отражать контратаку, — доложил он, прикрывая ладонью трубку и не спуская глаз с танков. — Пехоту отобью, а вот… Вижу шесть танков… Две самоходки вышли… Это потруднее. Прошу помочь…
— Дорогуша! — Голос Тимковского звучал насмешливо и укоризненно. — Я не слышал, что ты сказал… Понял? Думай о том, как гнать фашистов дальше, а не о том, как спасаться от них… Что, ты первый раз танки видишь? Испугался?.. Держись, атакуй смелее…
— Я не испугался, товарищ комбат, — сказал Петро, вспыхнув. — Мне надо знать, сумеете помочь или нет?
— Вперед пойдешь — помогу…
Петро сердито швырнул трубку телефонисту. В трусости его никто еще не мог обвинить. Он хотел закурить, чтобы успокоиться, но в эту минуту противник обрушил на высотку яростный огонь, и танки, видимо, ожидавшие этого, рванулись вперед.
Прячась за их броню, за камни, перебегали солдаты.
— Приготовиться к контратаке! — передал Петро в окопы. — Пулеметы, огонь!
Петро видел наступающих солдат все отчетливей. Их было не меньше сотни. У Петра, вместе с Сандуняном, с телефонистом, — двадцать девять.
