стеснять семью, перешел на другую квартиру, и Катерина Федосеевна была поглощена уборкой.
— Давайте помогу, — предложила Оксана, проворно снимая шинель. На груди ее легонько звякали медали.
— Зачем тебе пачкаться? — запротестовала Катерина Федосеевна. — Я зараз подмету — и все… Белить потом уже буду.
Отворачивая засученные рукава и опуская подоткнутую юбку, она остановилась около невестки, с интересом посмотрела на ее награды.
— Это что у тебя, Оксана?
— Наградили, мама… Это вот Красная Звезда, это «За отвагу», «За боевые заслуги».
Катерина Федосеевна, отведя мокрые руки в сторону, уважительно смотрела на невестку.
— Молодец, доченька! — сердечно сказала она. — Ну, я и знала, что вы обое — Петрусь и ты — пошли на войну с открытой душой… Расскажи про него. Как он там? Что-то болит у меня об нем сердце…
— Ничего, мама, он жив, здоров; а вообще досталось на его долю в эту войну… Был в окружении и ранен был.
Катерина Федосеевна забыла обо всех своих хозяйственных заботах, слушая ее. Теперь, когда почти вся семья собралась вместе, а Петро был где-то далеко, ей казалось, что именно он ближе всех ее сердцу и что никому из родных ей людей не угрожали такие опасности, как ему…
Лицо Катерины Федосеевны то бледнело, то покрывалось легким румянцем, когда она слушала о том, что пришлось пережить сыну. Оксана порывисто обняла ее.
— Самое страшное осталось позади, мама… Вернется Петрусь наш! И придет со славой; вы же знаете, какой он у нас…
— Скорей бы возвращались все по домам…
С минуту сидели молча. В хате то темнело, когда осенние облака закрывали солнце, то снова светлело. Со двора доносились голоса Остапа Григорьевича и Атамася.
— Видно, мы сегодня уже не поедем, — сказала Оксана, посмотрев через окно на солнце.
— А ты еще не знаешь? Ваня дал согласие до завтра погостить.
— Вот это хорошо! Я еще с мамой своей не наговорилась… Подмету и пойду…
Оксана побрызгала из кружки пол и принялась мести. Мела она осторожно, не поднимая пыли. «Не разучилась в своем госпитале черную работу делать, — одобрительно подумала Катерина Федосеевна, наблюдая за невесткой. — О батьке своем ничего не говорит… Крепкая…»
Но не такой уж крепкой оказалась Оксана. Закончив уборку, она стряхнула шинель, надела ее и подошла к зеркалу, висевшему на стене. За его старенькую, почерневшую от времени рамку кто-то засунул потускневшую фотографию.
Оксана вынула ее, подошла к окну. На снимке, сделанном давно каким-то фотографом-любителем, были ее отец и Остап Григорьевич. Оба в остроконечных красноармейских шлемах времен гражданской войны, в шинелях с широкими матерчатыми нашивками на груди, они стояли, вытянув руки по швам.
Оксана медленно, словно сразу ослабев, прижала фотографию к груди и, сделав несколько неверных шагов, бросилась на постель.
Катерина Федосеевна постояла над ней, потом села рядом и осторожно положила руку на ее вздрагивающее плечо.
— Ну, заспокойся, дочко, — проговорила она ласково. — Что же теперь сделаешь? У каждого в семье горе, надо как-то его пережить…
За дверьми послышался кашель деда Кабанца, и Катерина Федосеевна вышла проводить его в горницу. Когда она вернулась, Оксана сидела с припухшими, красными от слез глазами, устремив взор на фотографию.
— Я ее возьму, мама, — попросила она.
— Бери, бери…
Катерина Федосеевна помыла над ведром руки и, накинув на голову платок, собралась вынести воду.
— Вы, мама, бумаги Петра сохранили? — спросила Оксана. — Помните, я передавала вам?
— Принести? Они у меня на чердаке были спрятаны.
— Принесите, пожалуйста… Петро в письме спрашивал о них, очень беспокоился…
На кухню вскочил с большой жестяной банкой озабоченный Сашко́.
— Давайте горячей воды, мама, — попросил он.
— Зачем она тебе?
— Нужно… Дайте…
Сашко́ сразу подружился с Атамасем, все время пропадал около автомашины; вода, видимо, требовалась его новому другу.
— Иди ко мне, Сашунчик, — позвала Оксана.
— Некогда.
Сашко́ все же подошел. Чем больше подрастал он, тем заметнее становилось сходство с Петром. Такой же крутой лоб, большие темные глаза, такие же губы, как у Петра. Оксане было приятно смотреть на паренька, и она, стараясь задержать его подле себя, спросила:
— Что же за дела такие неотложные у вас с Атамасем, что ты не можешь и минутки мне уделить?
— Радиатор будем промывать.
— Вон что!..
Сашко́ слегка отвернул борт ее шинели, поглядел на награды.
— У Ивана нашего больше, — установил он.
— Так он же командир дивизии.
— Алешка спрашивал про вас, — вспомнил вдруг Сашко́. — Я за дедом бегал, а он верхом ехал…
— Леша? Костюк? Он, что же, не в армии? — удивилась Оксана.
— Нет. Был в полицаях, а потом в лесу, с партизанами.
— В полицаях?
Катерина Федосеевна, наливая кипяток в жестянку, принесенную Сашко́м, пояснила:
— В полицаях он по заданию был. От партизан.
— Очень хотелось бы его повидать, — сказала Оксана.
— Прибежит…
Оксана подождала, пока Катерина Федосеевна внесла бумаги Петра. Связка была объемистая. Катерина Федосеевна смахнула с нее пыль и паутину; передавая Оксане, сказала:
— Набралась я страху из-за этих бумаг, когда вражьи души на квартиру стали. Найдут, думаю, спалят их, а Петрусь так наказывал сберечь… Помнишь, он говорил, когда отъезжал: «Что другое пропадет, не так жалко, наживем… А тут, говорит, три года моей работы…»
Оксана распаковала связку и принялась бережно перебирать листки, исписанные знакомым, дорогим ей почерком.
За этим занятием и застали ее Иван Остапович и свекор. Иван Остапович прошелся несколько раз по хате, заложив руки за спину и думая о чем-то своем, потом подошел к Оксане, постоял.
— Студенческие записи Петра, — сказала она, протянув ему одну из тетрадок.
Иван Остапович перелистал ее, бегло просмотрел несколько страниц.
— Может, пока мать вечерю сготовит, прошлись бы, сынку, в сад? — спросил старик.
— Видал, над чем работает? — сказал Иван Остапович, не поворачивая головы. — Петро-то, Петро!.. Я не специалист, но думаю, вот это — серьезно и смело… Взгляни, отец… Это по твоей части… Межколхозные лесные питомники планирует, школки по всему району… Лесозащитные полосы на границах района и колхозов… Травопольная система всюду.
— Мы не раз над этим делом с ним до петухов мороковали, — сказал Остап Григорьевич. — Если бы не война, Петро добился б… Сам товарищ Бутенко, секретарь нашего райкома партии, совещание специальное хотел собрать… «Доклад сделаешь, — говорил Петру, — а мы всех коммунистов да
