командир явно думал в эту минуту не о своей смерти, а о чужой!
Враги приближались. Петро уже слышал мягкий хруст подминаемого сапогами намокшего валежника, шуршание скатывающихся камешков.
Солдаты двигались медленно, неуверенно озираясь. Голоса их звучали приглушенно, и Петро понял, что этим людям самим страшно здесь, среди могучих деревьев и мокрых, угрюмых скал. Каратели были совсем уже близко, на бросок гранаты, но партизаны, ничем не выдавая своего присутствия, продолжали молчать.
Один из солдат, широкоплечий детина с потным, лоснящимся лицом, вскарабкался и встал невдалеке от выемки, где засел Дмитриевич. Сняв каску, отдуваясь, фашист вытирал платком лысеющую голову и щеки. Поведя вокруг щупающим взглядом, он вдруг изумленно выпучил глаза и охнул…
Дмитриевич полоснул из автомата короткой очередью. Гитлеровец, дернув головой, хватаясь руками за воздух, рухнул на влажный куст боярышника. Каска его покатилась по камням.
Петро успел заметить в конце лощины вторую цепь солдат.
Не давая врагам опомниться, Дмитриевич поднял группу в атаку. Партизаны с яростными криками устремились вниз, на ходу стреляя, забрасывая оккупантов гранатами.
Петро бежал с автоматом в руках за Дмитриевичем. Уже в ложбине, перепрыгивая через тела убитых и раненых, стараясь не отстать от привычных к лесным схваткам партизан, Петро заметил, что отступающие немцы, теряя оружие, ранцы, нерасстрелянные патроны, смяли румын и увлекли их за собой.
Петро нагнулся, чтобы поднять новенький, отсвечивающий вороненой сталью пистолет, и вдруг над его головой тонко просвистели пули.
С господствующей над ложбиной справа высотки в спину атакующим партизанам бил пулемет. Два или три человека впереди упали, остальные оглядывались, стали залегать. По выражению лица Дмитриевича Петро понял, что вражеский пулемет на высотке для него неожиданность.
— Надо снять! — крикнул он Дмитриевичу и махнул рукой в сторону пулемета.
Каратели, оправившись от внезапного удара, стали изготовляться к контратаке.
Петро, пригибаясь, подбежал к командиру группы ближе.
— Снять расчет нужно, — повторил он.
Пулемет бил длинными, все более меткими очередями, и медлить с решением было нельзя.
— Давай-ка я попробую, — сказал Петро.
— Возьми кого-нибудь… — Митька! — окликнул Дмитриевич. — Иди со старшим лейтенантом!
Он сунул в руку Петра две гранаты, побежал за солдатами, продолжавшими теснить карателей.
Митя то на четвереньках, то пригибаясь по-кошачьи, взбирался на крутую гору быстро и бесшумно, и Петро еле поспевал за ним.
За кустами они залегли. До пулемета оставалось шагов пятнадцать: были слышны голоса солдат, звякание расстрелянных гильз.
Петро, тихонько раздвинув ветви, посмотрел. Три солдата в беретах сидели на взгорке, неторопливо выбирали цель и били по лощине. Чувствуя себя в полной безопасности, они громко переговаривались, курили, неторопливо меняли ленты.
Улучив минуту, когда наводчик, прильнув к прицелу, снова открыл стрельбу, Петро кивнул товарищу. В несколько прыжков они достигли пулеметчиков и, пронзительно крича, размахивая гранатами, навели на солдат такой страх, что те на мгновенье оцепенели.
Первым опомнился лежавший сбоку помощник наводчика. Рука его протянулась к автомату. Петро, заметив это, с силой ударил его пистолетом в висок и, не раздумывая, метнулся к наводчику.
Митя с возгласом: «Э-э, да ты шустрый!» — бросился за третьим, который, юркнув в чащу кустарника, побежал в сторону противника.
Наводчик, сержант румынской армии, медленно поднял руки и, глядя на Петра расширившимися глазами, забормотал:
— Я не стреляй… Я руки вверх… Я свой…
Он силился улыбнуться, но лицо его, с отвисшей, трясущейся челюстью, выражало такой страх, что Петро уже беззлобно сказал:
— Ладно… «свой»!.. Когда схватишь, все свои… Опусти руки! Вниз, говорю, руки вниз! Да не трясись ты, глядеть противно…
Петро поднял обрывок проволоки, проворно скрутил руки сержанта. Потом нагнулся и ощупал его помощника. Тот не дышал: тяжела была рука Петра.
Забрав пулемет и нагрузив на своего пленника нерасстрелянные ленты, Петро скомандовал:
— Шагай! Да бежать не вздумай… «Свояк», вишь, нашелся!
Сержант, не уловив в голосе Петра ничего для себя опасного, заулыбался и послушно стал спускаться с горки…
Вражеская разведка, основательно потрепанная партизанами, отошла, не успев даже подобрать убитых и раненых.
Партизаны, шумно и оживленно переговариваясь, собирали в лощине трофейное оружие, документы.
Петро еще издали увидел, что Дмитриевич, сидя на поваленной коряге, перевязывал себе бинтом руку.
Петро и Митя, обходя тела убитых, и раненых, повели своего пленного прямо к Дмитриевичу.
Румынский сержант, шедший всю дорогу молча, как только приблизились к Дмитриевичу, поспешно заговорил:
— Хочу партизан… Партизан хорош… Герман бить, бить. Капут герман…
Дмитриевич насмешливо покосился на него и подмигнул Петру:
— Это ты его сагитировал? Слышь, обедню завел…
— Когда дьявол старится, он становится богомольным, — с веселой усмешкой сказал Петро.
Партизаны, обступившие их, слушали возбужденный рассказ Мити о том, как они вдвоем со старшим лейтенантом накрыли беспечных румынских солдат.
— Одного упустили, — с явным сожалением заключил он. — Да куда там! Я бегать мастак, и то не угнался…
Остаток дня отряд Дмитриевича провел в лагере. Партизаны разводили костры, сушили намокшую одежду, грели в котелках воду.
Петро решил последовать их примеру. Он собрал хворост, сложил его кучкой и собирался зажечь костер.
— Не так, товарищ старший лейтенант, не так! — крикнул ему издали Митя.
Он подсел к Петру и, быстро перебирая руками суховершник, принялся его сортировать.
— Во-первых, — поучал он, — чтоб дыма не было, ты кизильничек норови класть. И не навалом, а елочкой, елочкой. Во, гляди! Дубок тоже гож. Жар хороший, а дыму нету. Листочки выкидай, вот так… Понял?
Костер, разведенный Митей, и впрямь не дымил, а тепло шло от него такое, что Петро даже расстегнулся.
— За науку спасибо, — сказал он. — А вот где бы еще масла оружейного раздобыть? Хочу свой автомат почистить.
Митя достал ему тряпок, принес в баночке черно-зеленого масла. Позже подошел Дмитриевич.
Он с минуту смотрел, как привычно и умело Рубанюк перечищает оружие, затем сказал:
— А в драку, по-моему, старший лейтенант, вам зря лезть не нужно. Бойцов у нас сейчас хватает.
— Так-то так, — смущенно усмехнулся Петро. — Да разве удержишься?
Он уже и сам раздумывал над тем, что ему не следовало без особой нужды ввязываться в стычку с гитлеровцами. В лес направили его с иным поручением. Вслух он сказал Дмитриевичу.
— Так хочется поскорее разделаться с гадами. Сколько они нам в жизни напортили!
— Всем хочется, — Дмитриевич вздохнул. — Мне вон в институте доучиваться надо. Время идет…
Быстро темнело, верхушки деревьев неспокойно шумели. Наседал туман. Сквозь молочную муть еле
