спрятался… Я сам видел…
— Пойдем, — предложил Чепурной Петру. — Поглядим, что за пташка.
Не успели они с Петром сделать и нескольких шагов, как гурьба женщин и подростков с шумом и гамом вытолкнула со двора упитанного человека. Головного убора на нем не было, ворот голубой рубашки разорван. Он то пытался пригладить дрожащими руками косой пробор на голове, то поспешно вытаскивал из кармана пиджака какие-то бумажки и тут же растерянно совал их обратно.
— Заберите этого негодяя! — крикнула пожилая женщина с заплаканным бледным лицом. — Староста немецкий…
— Подлец! — кричала ему в упор другая, стискивая кулаки. — Сына моего выдал на расстрел… Палач!..
Мужчина трусливо косился на партизан, невнятно бормотал трясущимися губами:
— Граждане дорогие… Несправедливо ругаетесь… Кто же о вас заботился, как не я? Кто спасал?..
Петро, дернув Чепурного за рукав бушлата, сказал:
— Тут без нас разберутся… Женщины теперь его не выпустят…
Внимание его уже несколько минут было приковано к шоссе. Там шли самоходные орудия, танки, грузовые и легковые машины с солдатами и офицерами. Одна из них свернула с шоссейной дороги и стала быстро приближаться.
Еще издали, по шлемам и комбинезонам офицеров, сидевших в автомобиле, Петро понял, что это были танкисты.
— Значит, наши где-то тоже должны быть недалеко, — предположил он.
Машина резко затормозила около толпы. Сухощавый смуглый офицер, с полевыми погонами майора, проворно выскочил из автомобиля, снял шлем и направился к женщинам.
Петро и Чепурной подошли к машине. Кроме водителя, в ней сидел молодой офицер.
— Не с Керченского «пятачка», товарищи? — обратился Петро к нему.
— С Керченского…
Офицер с любопытством смотрел на матросскую тельняшку Чепурного, на красные ленточки. Петро справился о своей дивизии.
— Пока Феодосию брали, были все вместе, — ответил танкист. — А потом часть приморцев на Симферополь пошла… — Он с веселой улыбкой добавил: — Вам надо прямо на Севастополь пробираться… Там все повстречаемся…
Перекинувшись еще несколькими фразами с танкистом, Петро и Чепурной побежали догонять свой отряд.
— Может, и в самом деле на Севастополь двинем? — предложил Чепурной.
— А если полк мой где-нибудь в Феодосии? — возразил Петро.
Вскоре ему удалось разузнать, что дивизия его находится где-то за уже освобожденным Симферополем. Офицер, сообщивший ему об этом, посоветовал:
— Вы в Симферополь поезжайте. Там, в штабе армии, наведете точные справки…
В этот же день Петро и Сергей отправились в Симферополь.
За два дня, проведенных в Симферополе, Петро успел доложиться майору Листовскому, повидать Дмитриевича, Арсена Сандуняна и других товарищей из соединения, получил необходимые документы в партизанском штабе.
Гитлеровцы, в беспорядке отступив к Севастополю, еще яростно сопротивлялись, по ночам бомбили населенные пункты и дороги, но уже ни у кого не было сомнения в том, что полный разгром оккупантов в Крыму — дело самых ближайших дней.
Прощаясь с Чепурным — тот торопился в свою бригаду, — Петро и Арсен взяли с него слово не терять связь, а при случае разыскать друг друга в Севастополе.
Уже совсем стемнело, когда Петро и Сандунян, свернув около шаткого деревянного мостика с истолченной в мельчайшую белую муку дороги, пошли по широкой сырой лощине, переполненной людьми, повозками, лошадьми, орудиями… Под кустами лежали и сидели солдаты, от походных кухонь тянул горьковатый дымок, хрустели сеном лошади.
Свой полк Петро и Арсен разыскали в лесочке, далеко за Бахчисараем.
Первым, кого они увидели из своих, был Евстигнеев. Стоя к ним спиной, он говорил что-то двум солдатам. Те слушали, вытянувшись.
Петро подошел ближе. Евстигнеев, почувствовав, что кто-то стоит за его спиной, обернулся. Глаза его изумленно округлились.
— Товарищ гвардии старший лейтенант!
Он по-стариковски засуетился.
— Ну, как в роте? — спросил Петро. — Все живы?.. Э-э, вам лычки старшины, Алексей Степанович, дали?
— Ротой товарищ Марыганов командует. Он сейчас на совещание пошел. Майор Тимковский собирает.
— Тимковский уже майор?
— Перед самым наступлением присвоили звание.
— Ну, показывайте, где штаб. Пошли, Арсен!
Переговариваясь, они подошли к палатке, из которой доносились громкие голоса, смех. У входа в нее стояли офицеры и курили. В одном из них Петро сразу признал Тимковского.
— Разрешите доложить? — вскинув руку к шапке, весело сказал Петро. — Прибыли в родную часть…
Петро принял свою роту и, как только у него выдался свободный час, пошел в штаб полка.
Было еще утро. Стрельников и Олешкевич сидели за палаткой на траве и завтракали.
— Ну-ка, партизан, иди, иди, докладывай! — крикнул Стрельников, заметив Петра. — Садись, перекуси с нами.
— Спасибо! Уже завтракал.
— Как воевалось в лесу? Рассказывай…
— Не плохо. По роте своей соскучился здорово…
Петро сел на траву. Склоны близких долин тонули в белой пене цветущих яблонь. В ветвях шиповника молчаливо прыгали воробьи, воровато подбираясь к остаткам снеди, лежащей на разостланной газете. Петро стал рассказывать о партизанском лагере.
Стрельников, немного послушав его, перебил:
— Ты извини, мне в штаб дивизии нужно. Вот что могу тебе сказать: разведчики довольны твоей работой.
— Старался.
Стрельников поднялся, пожал ему руку и ушел.
— Как Сандунян в гестапо попал? — спросил Олешкевич. — Как это случилось?
— По этому поводу и пришел. Парень крепко переживает. А вины у него никакой нет.
— Ну, и зря переживает! Он же не откуда-то со стороны к нам пришел, — сказал Олешкевич. — Мы- то его за два с лишним года изучили.
С минуту Олешкевич молчал, щурясь на залитые солнцем горы, потом спросил:
— Отвоюемся — какие у тебя личные планы на дальнейшее?
Петро ответил не сразу. Он заметил напечатанный в газете портрет улыбающейся девушки в костюме летчицы. Чем-то она напоминала Нюсю, задушевную подругу Оксаны: лукавые, веселые глаза, изогнутые тоненькими дужками брови, полные губы. Петро торопливо отряхнул газету и прочел подпись под снимком: «Кавалер двух орденов гвардии лейтенант Анна Костюк. Совершила на своем легком бомбардировщике более двухсот ночных вылетов».
— Что увидел? — спросил Олешкевич.
— Землячку. Из Чистой Криницы…
