должен был отказаться от этой работы.) Подумайте об изменениях, связанных с продолжительностью жизни! (Возьмем в пример меня, я сижу и пишу это предисловие в возрасте 90 лет.)
Я хотел бы заключить свое предисловие, выразив мои наилучшие пожелания народу России, всем, кто говорит на русском языке. Боюсь, что мои предостережения против идеологий — это все, что я могу для вас сделать. Мне бы хотелось, чтобы я мог сделать больше.
Р. S. Написав это, я чувствую, что кое-что еще я все-таки могу сделать, — хотя, наверное, немногие меня услышат, а может быть я и вовсе не буду услышан. Я хотел бы сказать несколько слов о национализме. Английский или американский, австрийский или немецкий, и особенно еврейский национализм и/или расизм — это зло и идиотизм. Важно также, что это позиция трусов. Мы должны решать свои проблемы самостоятельно или с помощью друзей (если нам повезло и у нас есть друзья); и мы должны это делать как отвечающие за себя индивиды, а не в качестве части толпы. Толпа всегда безответственна. Но многие люди любят находиться в толпе: они слишком напуганы, чтобы делать что-либо другое, и потому сами начинают подвывать, когда воют волки. И тогда жизнь человека идет прахом, загубленная трусостью и страхом.
1993 Карл Поппер
Историческая справка
Памяти бесчисленных жертв фашистской и коммунистической веры в Неумолимые Законы Исторической Судьбы
Основной тезис этой книги (состоящий в том, что вера в историческую необходимость является предрассудком и предсказать ход истории с помощью научных или каких-то иных рациональных методов невозможно) был высказан еще зимой 1919 1920 гг. Главные ее идеи сложились к 1935 г., а в январе или феврале 1936 г. на домашнем семинаре моего друга Альфреда Браунталя в Брюсселе был прочитан доклад под названием 'Нищета историцизма'. На состоявшемся тогда же обсуждении серьезный вклад в дискуссию внес мой бывший студент доктор Карл Хильфердинг, павший впоследствии жертвой гестапо и историцистских предрассудков Третьего Рейха. Были там и другие философы. Чуть позже я сделал доклад на ту же тему в Лондонской школе экономики на семинаре у профессора Ф. А. фон Хайека. Публикация книги на несколько лет задержалась, так как рукопись была отвергнута периодическим изданием, которому ее тогда передали. Впервые книгу опубликовал журнал 'Economica' в томе XI (NN 41 и 43 за 1944 г.) и XII (N 46 за 1945 г.). Потом были выпущены итальянский (Милан, 1954) и французский (Париж, 1956) переводы. Настоящее издание выходит в исправленном и дополненном виде.
Предисловие
В 'Нищете историцизма' я пытался доказать, что историцизм — это метод бедный, не приносящий плодов. Я не ставил тогда своей целью его опровергнуть.
Позднее мне удалось дать опровержение историцизма: я доказал, что по основаниям строго логического характера предсказать течение событий невозможно.
Это доказательство изложено в статье 'Индетерминизм в классической и квантовой физике' (1950).
Впрочем, теперь оно кажется мне неудовлетворительным. Более убедительный вариант можно найти в дополнении к моей книге 'Логика научного открытия' ('Постскриптум: двадцать лет спустя') в главе об индетерминизме.
Кратко изложу его суть. Аргументацию можно суммировать в пяти утверждениях.
(1) Значительное воздействие на человеческую историю оказывает развитие человеческого знания. (Истинность этой посылки признают и те, кто видит в наших идеях, в том числе в научных идеях, побочные продукты материального развития.)
(2) Рациональные или научные способы не позволяют нам предсказать развитие научного знания. Это утверждение доказывается логическим путем (доводы в его пользу приводятся ниже).
(3) Таким образом, ход человеческой истории предсказать невозможно.
(4) Это означает, что теоретическая история невозможна; иначе говоря, невозможна историческая социальная наука, похожая на теоретическую физику. Невозможна теория исторического развития, основываясь на которой можно было бы заниматься историческим предсказанием.
(5) Таким образом, свою главную задачу историцизм формулирует неправильно (см. разделы с 11 по 16) и поэтому он несостоятелен.
Конечно, речь идет не о всяком вообще социальном предсказании; так, вполне возможна проверка социальных теорий — например, в сфере экономики — через оценку успешности предсказания результатов развития, которые получаются при определенных условиях. Речь идет только о том, что историческое развитие непредсказуемо в той мере, в какой на него оказывает влияние развитие нашего знания.
В этой аргументации утверждение (2) имеет решающее значение. Если развивающееся человеческое знание существует, то мы не можем сегодня предвидеть того, о чем будем знать только завтра Несмотря на убедительность этого рассуждения, его нельзя считать логическим доказательством утверждения (2). В упомянутых публикациях изложено довольно сложное рассуждение (найдись более простое доказательство, я бы ничуть этому не удивился). Его суть в том, что никакой научный прорицатель (будь то человек или вычислительная машина) не может научно предсказать свои собственные результаты, которые будут получены в будущем. Добиться здесь успеха можно будет только тогда, когда произойдет само событие и предсказывать будет поздно; предсказание станет послесказанием.
Аргументация эта, чисто логического свойства, применима к самым разным научным прорицателям (predictors), включая 'коллективы' из взаимодействующих прорицателей. Но это означает, что ни одно общество не способно научно предсказать, каким знанием оно будет располагать в будущем.
Моя аргументация носит несколько формальный характер. Может даже возникнуть подозрение, что, даже если в логическом смысле она и правильна, реального смысла в ней маловато.
Смысл этой проблемы я пытаюсь разъяснить в двух своих книгах. В более поздней, 'Открытом обществе и его врагах', приводятся примеры из истории историцистской мысли, говорящие о ее постоянном и пагубном влиянии на социальную и политическую философию — от Гераклита и Платона до Гегеля и Маркса. В более ранней, 'Нищете историцизма', выходящей теперь и на английском языке, историцизм предстает как блестящее интеллектуальное построение. Проанализируем его логику — иногда такую тонкую, такую убедительную и такую обманчивую — и докажем, что недуг, которым она страдает, является врожденным и неисцелимым.
К.Р.П.
Пенн, Букингемшир, июль, 1957
Некоторых рецензентов моей книги, из числа самых въедливых, озадачило ее название. Это намек на 'Нищету философии' Маркса, в которой, в свою очередь, содержится намек на 'Философию нищеты' Прудона.
К.Р.П.
Пенн, Букингемшир, июль, 1959
Введение
