Владимир Куракин с удивлением уставился на свою новую знакомую. Перестали шлепать по клавишам компьютера и ревнивые тетки. Разинув рты, коллеги доцента смотрели на разошедшуюся Людмилу. А она, окончательно отбросив никчемную девичью гордость, торопливо закончила:
– Так я вас у института буду ждать... У меня красная «мазератти», вы, надеюсь, помните?
И, обворожительно улыбнувшись доценту, так, как умела улыбаться только она одна, Криворучко поднялась со стула и царственно выплыла из кабинета, успев краем уха услышать сердитый женский шепот:
– Еще одна дура свихнулась из-за Володьки...
Если бы кто-нибудь еще вчера сказал Людмиле Криворучко, что простой доцент заштатной кафедры не самого престижного института сможет разбить ей сердце и завладеть всеми мыслями, гламурная красотка рассмеялась бы безумцу в лицо. Этого не может быть просто потому, что не может быть никогда. Она, Люська, славилась своим умением легко и непринужденно сводить с ума самых перспективных женихов столицы. В очередь за право вывести мамзель Криворучко в присутственное место к наследнице сети игровых заведений «Везувий» выстраивались высокооплачиваемые форварды ведущих футбольных команд и сыновья макаронных королей. Все люди респектабельные, перспективные и, что немаловажно, ее, Люськиного, круга. А тут какой-то, смешно сказать, преподаватель.
Но как бы то ни было, а факт остается фактом – в шесть часов десять минут по московскому времени Люська как последняя пэтэушница нервно курила в своей красненькой машинке, с замиранием сердца ожидая, когда же покажется из дверей института предмет ее обожания. Если бы подруга спросила мое мнение на сей счет, то я, как специалист по психологии, легко и непринужденно объяснила бы Люське, что ее внезапная любовь – просто-напросто компенсация глубинных комплексов, связанных с неблагозвучной фамилией Криворучко, и желание избавиться от этой проблемы любыми способами. Ведь, заметьте, Люська выбирает себе объекты все больше с графскими фамилиями, будь то однодневный роман с Аркадием Орловым, с которым, по ее же словам, подруга и кофе пить рядом не сядет, нескрываемый интерес к Марату Юсупову или стихийная влюбленность в этого самого Володю Куракина. Но моего профессионального мнения Людмила не спрашивала ни в кофейне, когда за чашкой чая делилась своими переживаниями, ни после, когда вся эта история подошла к концу.
Итак, Люська провела этот день не зря и ухитрилась использовать свободное время с умом. Подруга завалилась в косметический салон, где сделала свежий маникюр, педикюр и на всякий случай с особой тщательностью проэпилировала зону бикини.
И вот теперь, вся такая из себя невозможная, надушенная и с чистой шеей, она сидела в машине и с трепетом ждала доцента Куракина. Заветная тыковка, залог ее счастья, покоилась в сумочке на заднем сиденье. Рядом с сумочкой на сиденье лежали коробка с роскошным тортом из экзотических фруктов «Гавайская сказка» и французское вино лохматого года выпуска. Люська не разбиралась в вине, но в супермаркете «Седьмой континент», куда подруга заглянула за припасами, ей сказали, что лучшего вина не существует в природе. Она поверила и взяла три бутылочки на пробу. И вот теперь ждала своего Володю, умного, красивого, сильного, да еще и с графской фамилией Куракин, чтобы вместе с ним убедиться в правдивости слов плутоватого на вид продавца из винного отдела.
И вот когда ожидание сделалось слишком томительным, доцент Куракин показался на ступенях института в сопровождении двух тех самых ненавистных Люське теток, не далее как сегодня утром испепелявших ее спину высокомерно-огненными взглядами. Люська сначала даже не поняла – то ли ученый красавец не от мира сего, то ли совсем малахольный. Потому что, подойдя к «мазератти», Куракин распахнул перед коллегами по работе заднюю дверцу авто и любезно пригласил:
– Присаживайтесь, девочки. Мы вас подвезем.
И Люська, скрипя зубами и с трудом сдерживая ярость, выдавила любезную улыбку, больше похожую на страдальческую гримасу, и радостно закивала головой.
– Конечно, подвезем, о чем речь, – бормотала она, глядя в зеркальце заднего вида, как тетки, сминая торт и скидывая на пол между сиденьями вино, залезают в ее автомобиль.
Два локтя по карте, как известно, для бешеной собаки не крюк. И Людмила, выслушав пожелания дам как можно скорее оказаться сначала в Выхино, где требовала ухода больная мама одной Володиной коллеги, а затем в Солнцево, где ждали муж и ребенок другой, двинулась в путь. Всю дорогу она слушала никчемную болтовню размякших в комфорте уютного салона девиц и размышляла над странным характером предмета своей внезапной страсти. И когда подъезжали к Солнцеву, поступок Владимира ей уже не казался чем-то особенным. Обыкновенный поступок благородного джентльмена, достойный всяческих похвал.
На Ткацкую улицу, простояв в пробках в общей сложности часа три, приехали лишь в начале одиннадцатого. Измочаленная долгой ездой по Москве и рассказами о планируемой экспедиции в Африку Люська припарковалась во дворе панельной девятиэтажки и, не чуя под собой ног, выбралась из машины. Вышел из автомобиля и Владимир Куракин. Он галантно подхватил примятый филеем коллег торт и затоптанный пакет с вином и двинулся к темному подъезду с разбитой лампочкой. В колышущемся свете лифта Люська незаметно поглядывала на его усталое лицо, на тени, которые залегли под карими глазами, и растроганно думала, что готова забирать этого человека с работы хоть каждый день, только бы Володя не трясся в метро и не выматывался как последняя собака. Пусть даже с этими противными тетками, его коллегами по работе, лишь бы видеть, слышать, чувствовать рядом его присутствие. Можно бы было, конечно, еще и отвозить доцента Куракина на работу по утрам, но Люська, подумав, умерила свой пыл, ибо очень любила поспать.
Когда лифт приполз на шестой этаж и двери его разъехались в стороны, из полумрака лестничной площадки вынырнула маленькая пухленькая старушка с седыми волосами, аккуратно подстриженными под каре и забранными назад черепаховым гребнем. Круглый живот ее опоясывал уютный фартук в гжельских петухах, а в руках старушка держала полотенце столь же характерной сине-белой расцветки. Не стесняясь присутствием постороннего человека, бабулька бросилась на шею доценту Куракину и запричитала:
– Володенька, ну что ж так долго? Ты же знаешь, я волнуюсь!
«Его бабушка!» – смекнула Люська и заранее принялась улыбаться.
А та, выплеснув на внука накопившуюся тревогу, суетливо повернулась к Люське. Смерила внезапно оробевшую Криворучко придирчивым взглядом и распорядилась:
– Ну что ж ты, Володенька, держишь гостью на лестнице? Проводи скорее в дом!
– Да мы, собственно, по делу, – подталкивая Люську в квартиру, пропыхтел внучок. – Людмила, знакомьтесь, это моя бабушка, Наталья Петровна.
Но старушка не стала вникать в подробности позднего визита незнакомки и, подгоняя внука настойчивыми шлепками полотенца по нижней части спины, грозно прикрикнула:
– Ничего не знаю и знать не хочу! Руки мыть, и за стол! Я лазанью по новому рецепту из журнала «Лиза» приготовила. А вот торт вы напрасно привезли, я пирог испекла, – косясь на разъехавшуюся коробку на подзеркальнике трюмо, куда ее пристроил Владимир, добавила она.
В ванную Люська зашла сразу же следом за хозяином и, небрежно сполоснув руки, с благоговением начала рассматривать обстановку, в которой обитал ее кумир. Трепетной рукой взяла простенькую зубную щетку синего цвета и сначала хотела ее поцеловать, но в последний момент передумала. Кто его знает, вдруг эта говорливая старушка чистит зубы синей щеткой, а Володя предпочитает вон ту, красную? Люська осмотрелась по сторонам и прижалась щекой к влажному махровому полотенцу, еще хранящему, как ей казалось, тепло рук любимого. И немного постояла так. Затем увидела одноразовые станки «Жиллетт», растрогалась чуть ли не до слез и решила, что завтра же купит Володе роскошную немецкую бритву «Бош». Это просто безобразие – такое лицо и брить какой-то дешевкой! Детский шампунь «Кря-кря» вызвал в Люськиной душе новый прилив нежности. Надо же, прелесть какая! Подруга и дальше умилялась бы спартанскому быту предмета своего обожания, но тут ее позвали к столу.
Люська с сожалением оторвалась от дорогих ее сердцу предметов и поспешила на зов.
Маленькая двухкомнатная квартирка была обставлена мебелью образца семидесятых годов. Добротная югославская стенка, бывшая некогда гордостью каждой зажиточной советской семьи, кое-где облупилась, но все еще сохраняла вид приличный и респектабельный. Люстра- каскад над круглым столом сияла чисто вымытыми подвесками, а на полу красовался синтетический ковер узорчатой кофейной расцветки. Стол, покрытый белой скатертью, помимо дымящейся лазаньи, был заставлен сотейничками с заманчиво пахнущим соусами, мисочками с соленьями, свекольным салатом и
