с собой? У такого, как вы, обязательно должна быть. Положите на тумбочку, чтоб я видел. Рассказывайте, рассказывайте быстрее! То есть быстрее начинайте, а рассказывайте-то не быстро!
Фотография Алтын у Николаса с собой действительно была, но доставать ее он не стал. Понял, что этого не сможет. Ни ради Саши, ни ради спасения человечества.
– Папа, не мучай Николая Александровича, – раздался сзади голос Саши. – Он в прошлый раз рассказывал. Теперь моя очередь.
Девочка была бледна, но казалась совершенно спокойной.
– Про девичьи грезы и шаловливые ручки? – оживился больной. – Давай!
– Не про ручки. Я давно не девушка, ты ошибся. Могу рассказать, как это случилось.
Лицо ее было совершенно бесстрастно. Голос тихий, вялый.
Морозов аж заизвивался в своих ремнях.
– Когда ж ты успела, тихоня? А я и прозевал, старый болван!
– Помнишь, в позапрошлом году Илюша на первое мая сильно заболел и дома совсем денег не было? Я еще на улице 300 долларов нашла, и Антонина Васильевна в церковь ходила – Бога благодарить, свечку ставить? Обманула я вас тогда. Я в газете рекламу нашла. Фирма «Первая любовь». «Неопытные девушки для солидных господ. Дорого». Сходила и заработала.
У Ники перехватило дыхание – прежде всего от этого невыносимо спокойного голоса. А папочке хоть бы что.
– Умница! Золотое сердечко! – завопил он. – Обожаю про дефлорацию! Честную оплату гарантирую! Я же вчера вас не надул? Не надую и сегодня. Только поподробней, люлечка, ничего не упускай!
– Хорошо. – Саша прищурилась, как бы вспоминая. – Я с самого начала, по порядку.
Фандорин сделал порывистое движение, но девочка едва заметно качнула головой: не мешайте.
Он отошел, безвольно опустился на стул. А Саша Морозова приступила к рассказу.
Сначала я позвонила. По объявлению. Говорю, это фирма «Первая любовь»? Вам девственницы нужны? Меня спрашивают, вы точно девственница? Я говорю, да. Вы не думайте, говорят, у нас свой гинеколог, проверим. Я говорю, хорошо. Ну приезжайте, говорят. Адрес дали, какой-то переулок около площади Маяковского. Точно не помню, все-таки два года прошло. Я приехала. Врач меня посмотрел. Говорит, всё в порядке. Тогда меня женщина, которая у них менеджер, спрашивает: а тебе сколько лет? Я говорю, шестнадцать – мне тогда шестнадцать было. Она говорит: а выглядишь на тринадцать, может тебя, по программе «Лолита» запустить. Работы столько же, а такса пятьсот. Я говорю, хорошо, запускайте. Она говорит: повернись-ка. Стала меня вертеть, щупать. Нет, говорит, по «Лолите» не получится, поздновато уже. Пойдешь по стандартной, за триста. Иди домой, говорит, я тебе позвоню. И в тот же вечер позвонила. Я Антонине Васильевне сказала, что к Ленке ночевать пойду. Она говорит, иди куда хочешь. Ей не до меня было, потому что у Илюши температура сорок. А тебя не было, в Петербург уехал. Я приехала туда, на фирму. Это обычная квартира такая, только большая. Женщина, которая менеджер, говорит: надень вот это. Там что было? Гольфы белые, юбка короткая в клеточку, майка с Микки-Маусом. Ах да, еще лента. Она мне две косички заплела. Менеджер говорит: иди по коридору, вторая комната направо. Там клиент ждет. Делай, что скажет, потом придешь сюда, получишь деньги. Я пошла по коридору. Постучала в дверь, там мужской голос, хриплый такой, спрашивает: «Это кто ко мне пришел?»
– Скучно, скучно рассказываешь! Психологию давай! – всосав слюну, влез Морозов. – Сердечко сжималось? В низу живота подъекивало?
Ника вспомнил, как Саша вчера не стала слушать его эксгибиционистскую историю. А он-то что же – сидит, уши развесил.
– Сердце да, сжималось, – подумав, старательно ответила Саша. – А про живот ничего такого не помню. Это уже потом болело, когда…
Здесь Николас опомнился, с силой хлопнул себя ладонями по ушам и продолжения душераздирающего рассказа не слышал.
Сумасшедший еще что-то выспрашивал, Саша добросовестно отвечала. Лицо у нее было, как у прилежной, но туповатой ученицы на экзамене.
Она просто делает, что должна, и ей нисколько не стыдно, дошло до Николаса. Какая девушка! Насколько все-таки женщины лучше нас, мужчин. Мы заботимся только об одном – как бы себя не уронить, а они в критическую минуту о себе вообще не думают.
Наконец, Саша замолчала.
Мерзкий старик мечтательно пялился в потолок, с подбородка свисала нитка слюны.
Кажется, можно было убрать ладони.
– Расчувствовала ты меня, дочь моя. Не столько физиологическими описаниями, к которым у тебя нет никакого таланта, сколько благородством. Смотрел на тебя и восхищался, – торжественно произнес Морозов, но не удержался на высокой ноте. – А смешно он, стервец, с «Чебурашкой» придумал! Ну-ка расскажи еще разок. Значит, он тебе говорит…
Ника поскорей опять заткнул уши. И сидел так до тех пор, пока Саша не подала ему знак: пора, началось!
– …в благодарность за увлекательный рассказ, а также в развитие темы прочту небольшую лекцию, – услышал Фандорин. – «Эротизм в жизни и творчестве Ф. М. Достоевского»
– Как лекцию? Какую еще лекцию? – крикнул он. – Вы же обещали!
Филипп Борисович взглянул на Николаса с видом оскорбленного достоинства.
– Я, молодой человек, не с вами разговариваю, а со своей дочерью. Она у меня сегодня героиня, горжусь ею. Так что, Санечка, будешь слушать лекцию?
– Буду, папа, буду.
Саша многозначительно посмотрела на Фандорина, и тот молча включил одолженный у Вали диктофон.
Как большинство эпилептиков, Федор Михайлович обладал повышенной половой возбудимостью. Друг и биограф классика Николай Николаевич Страхов в письме Льву Толстому от 28 ноября 1883 года пишет: «…При животном сладострастии у него не было никакого вкуса, никакого чувства женской красоты и прелести».
Эротические пристрастия Федора Михайловича хорошо изучены исследователями на материале художественных текстов и биографических сведений. Таковых пристрастий обнаружено пять.
Во-первых, садомазохистский комплекс.
Во-вторых, обсессионная страсть к роковым женщинам вроде Настасьи Филипповны из романа «Идиот», Полины из романа «Игрок» или Грушеньки из романа «Братья Карамазовы», секс с которыми чреват всяческими проблемами и даже опасен для жизни.
В-третьих, явное влечение к женщинам прямо противоположного типа, легкомысленным развратницам, секс с которыми, наоборот, абсолютно безоблачен.
В-четвертых, довольно невинный фетишизм по части женских ножек.
И, наконец, в-пятых, куда более криминальный «Рорикон». Этот смешной термин я услышал на научной конференции в докладе одного японского исследователя. Японцы, которым не дается буква «л», так сокращенно называют «Лолита-комплекс», то есть патологический интерес к несозревшим особям женского пола, а проще говоря, к девочкам. Набоков, который, как известно, терпеть не мог Федора Михайловича, просто-напросто по-писательски ревновал к автору, который раньше него разработал этот увлекательный мотив столь ярко и талантливо. Ведь после растлителя Свидригайлова и растлителя Ставрогина банальный анекдот о развратной акселератке из американского захолустья не может восприниматься иначе как сугубо вторичный продукт.
Теперь пройдемся по этому списку чуть подробнее.
На первом месте у нас что? Правильно, садомазохистский комплекс.
Во времена Федора Михайловича говаривали, что есть две категории женщин: петитные и аппетитные. Добавлю от себя, что существует и две категории мужчин. Первым подавай худеньких и маленьких самочек – это садисты. Вторым – крупных и пышных, это мазохисты. Речь необязательно идет о мучительстве. Есть и очень добрые, заботливые садисты. Их инстинкт подавления проявляется в отеческом отношении, опеке,
