знаю, с какой поклажею этот господин путешествует – прокрадется к лестнице и отряхнет прах сего места с ног своих.
– Обязательно так и будет, но откуда Раскольников узнает, в каком часу это случится? Гости там, может, до утра пьянствовать станут. На поминках водка кончится – еще купят, уж на свои, и принесут. Что ж, студенту до рассвета с топором на лестнице торчать?
На это отчасти остроумное замечание надворный советник заливисто расхохотался – его настроение, по-видимому, с каждою минутой делалось всё лучше и лучше.
– Верно-с. Наш с вами фигурант нетерпелив, и ждать часами на лестнице не захочет. Тем более что увидеть могут. Весь мой главный расчет именно на раскольниковском нетерпении и построен-с. Вы поглядите на прежние убийства – он всегда на расправу скор. И тут ждать не захочет-с. А ему и не придется.
Пристав снова закис со смеху. Поневоле улыбаясь, Заметов ждал, когда объяснится причина такого веселья.
– Порфирий Петрович, но не может же он убить Лужина при всех? Даже если отлучится и подкрадется, то, во-первых, припомнят потом отлучку-то; во-вторых, Лужин никому не откроет; а, в-третьих, не с топором же он на поминки пришел?
– Мы с вами поможем Раскольникову от свидетелей избавиться. – Надворный советник больше не смеялся. – А уж он своего не упустит. Гости, поди, сейчас все перепились. Шумят, скандалят, кто-то даже и подрался. Вдовица, насколько мы слышали, тоже-с дамочка с характером. Не будет ведь ничего удивительного, если на квартиру заявится полиция, предположим, вызванная жильцами другой квартиры?
– Не будет.
– Явится полиция и всех буянов заберет в квартал, до утреннего разбирательства.
– Всех? – удивился Заметов.
– Кроме Раскольникова. Ему дадут уйти. Как – после объясню-с, вы пока не перебивайте. Петр Петрович, сидя в своей крепости, про сие событие даже не узнает-с. Возможно, удивится, что шум стих, однако на вылазку решится еще очень нескоро-с. Вполне достанет времени студенту за топором сбегать и вернуться, ведь недалеко-с.
– А мы с вами в засаде сядем, и когда он станет к Лужину в дверь ломиться, подскочим сзади да как схватим голубчика за шиворот! – воскликнул враз понявший всё Александр Григорьевич. – Ах, Порфирий Петрович, чудо что за план!
11. Финальный матч
Как, это еще не конец?
Фандорин чуть не застонал.
Он полез в папку, надеясь, что вытащил не все листки – но увы.
Очередной фрагмент опять оказался не последним! В письме Федора Михайловича издателю говорилось, что повесть закончена и недописанной осталась только одна страница, но здесь-то явно отсутствовала вся развязка.
Проклятый Морозов, опять надул…
В эту кислую минуту ему и позвонил (или, как говорят на новорусском наречии,
– Николай Александрович, вы совершили чудо, – сказал. И еще много всяких приятных слов: что не ошибся в Нике, что счастлив за себя и мировую культуру. Еще сказал нечто не вполне понятное – что жизнь полна сюрпризов и, слава Богу, среди них иногда встречаются приятные.
Воткнуться в этот взволнованный монолог было невозможно, пришлось дослушать до конца и уже потом огорошить новостью.
На том конце воцарилось могильное молчание. Потом – взрыв матерной брани, которой от народного избранника как-то не ждешь. И, после выплеска эмоций, резюме:
– Этого следовало ожидать. Чертов выжига, он еще кому-то кусок отдал. Ну и денек!
Сопоставив это последнее восклицание с репликой про сюрпризы, Николас спросил:
– У вас что-то случилось?
– Жизнь странная штука и полна чудес. Чем дальше, тем страньше и чудесатей, – процитировал Сивуха «Алису в стране чудес». – Представьте себе, мой Игорь уволился. Прислал заявление: по собственному желанию. И никаких объяснений. После стольких лет! Его мобильный молчит. Куда делся Игорь, непонятно… Это сюрпризец номер раз. Вы вот удивили, причем дважды. Ну, а еще достоевсковед наш выкинул штуку…
– Морозов? А что такое?
Сивуха неопределенно хмыкнул.
– Поезжайте, сами посмотрите…
Доктор Зиц-Коровин встретился Николасу в коридоре. Главврач только что вышел из морозовской палаты, но, увидев Фандорина, остановился. Вид у Марка Донатовича был ужасно довольный.
– Не слыхали еще? – спросил он горделиво.
– О чем?
– Ну пойдемте, пойдемте. Покажу фокус.
Посмеиваясь, доктор пропустил Нику в дверь.
Тот вошел – и замер на пороге, охваченный ужасом.
Сумасшедший лежал на кровати, присоединенный проводами к каким-то медицинским агрегатам, но не пристегнутый ремнями. Рядом с ним сидела Саша, и он гладил ее по волосам!
– Спокойно, Саша, не делайте резких движений, – сдавленным голосом сказал Ника и медленно, плавно двинулся вперед.
Как это могло произойти?
И санитара нет!
Марк Донатович прыснул. Робко улыбнулась и Саша. Маньяк же, увидев Фандорина, конфузливо пробормотал:
– Здравствуйте.
– Подействовали мои укольчики и капельницы! – весь лучась, сообщил главврач. – Количество перешло в качество! Перед вами прежний Филипп Борисович, позитивный отпечаток. Серотониновый баланс восстановлен, перепроизводство тестестерона купировано. Первый подобный случай в мировой практике!
Поверить было трудно, но Саша подтвердила:
– Да, да, это мой папа! Прежний! Совсем такой, как был! А это Николай Александрович.
– Филипп Борисович Морозов. – Больной с трудом приподнялся. – Сашенька рассказывала мне о вас много хорошего.
– Все воспоминания посттравматического периода стерты, – зашептал на ухо Коровин. – Оно и к лучшему. Всё просто замечательно, только вот сердце не справляется.
Он подошел к кардиографу, дисплей которого чертил вялые, несимметричные зигзаги.
А Саша обняла Николаса, всхлипнула:
– Я так счастлива, так счастлива!
– Он не прикидывается? Вы уверены? – тихонько спросил Фандорин, всё еще с опаской глядя на Морозова.
Она засмеялась сквозь слезы.
– Неужели не видно?
Бывший циник и охальник смотрел на дочку таким кротким, овечьим взглядом, что все Никины сомнения развеялись. Это действительно был совершенно другой человек, полная противоположность вчерашнего Морозова.
– Значит, хэппи-энд? – Фандорин просиял. – Я так за вас рад! Знаете, я же нашел третью часть рукописи! Не мог до вас дозвониться – теперь понятно, почему. Вы были здесь, с отцом. Третья часть оказалась не последней, но это уже не имеет значения. Филипп Борисович, скажите, пожалуйста, на
