– Ёлки! – чуть не всхлипнул Сергей. – Ты где столько пропадал?
– Потом, – кинул Дарновский, поманив за собой.
Дронов за эти дни пообтрепался, купленная на рынке советская электробритва плохо пробривала щетину – в общем, так себе видок был, а очкастый Роберт гляделся гладко, ухоженно. Даже вроде бы духами от него пахло. Женскими!
– Ты где тусовался-то? – не выдержал Сергей, догнав напарника (это уж в подземном переходе было).
– У знакомой.
– А сам говорил, к знакомым не соваться.
– То к старым. А это новая. На улице познакомился. На фейс страшна, но баба хорошая.
Сергей немного успокоился.
– Как ты можешь с другими… после Марии?
И передернулся – трудно ему было такой вопрос задать.
Умник вздохнул, ничего не ответил.
Вел он Сергея мимо Художественного театра на Кузнецкий, потом по Петровке мимо Сандунов и вверх по горбатому переулку. Шли быстро.
Про главное спросить Дронов боялся. Наконец собрался с духом:
– Ну что? Выяснил что-нибудь?
Дарновский просто, без понтов, сказал:
– Я нашел ее.
– Где она?! – остановился Сергей. – Куда ты ее дел?
– Если бы я ее куда-то дел, я бы за тобой не пришел. – Дарновский мрачно на него оглянулся. – На кой ты нам сдался, век бы тебя не видать. Из-за тебя, придурка, всё случилось.
– Из-за меня?! – Дронов сжал кулаки, но ничего, сдержался. Не время было. – Где Мария, говори, гад!
– Анну держат в одном хитром учреждении. И без тебя ее оттуда не вытащить. Сейчас покажу место.
Они шли переулком за улицей Жданова, эти места Сергей знал плохо. На табличке было написано «Чернопосадский пер.».
Дарновский уверенно вошел в подъезд старого трехэтажного домишки – грязного, с пыльными, а частью и выбитыми стеклами. Ясно: выселенка, под снос.
В большой пустой квартире, где пахло трухой и мышами, у окна стояла заляпанная краской табуретка. На подоконнике – несколько пустых бутылок из-под кефира и нарзана.
– Чего это тут? – спросил Сергей, озираясь.
– Мой НП. Больше недели тут просидел, с утра до вечера. Вон за тем домом сёк.
Дронов посмотрел, куда показывал умник, но дома не увидел, только каменную ограду, высокую. Будка проходной, крепкие автоматические ворота. Из-за стены торчали верхушки деревьев, и в глубине зеленая железная крыша. Судя по ней – обычный московский особнячок, в старых районах таких навалом. Около входа висела какая-то вывеска, но отсюда не прочтешь. Что еще? Табличка с номером дома: восемь.
Стоп! Это ж тот парень про дом восемь поминал, который с обрыва прыгнул. В смысле, не дом прыгнул, а парень, Лехой его звали.
– Санаторий, да? – почему-то шепотом спросил Сергей. – Это Санаторий?
– Хрен его знает. Но она точно там.
Откуда знаешь, хотел спросить Дронов, но по лицу напарника понял – не скажет. Ладно, не суть важно.
– А чего мы отсюда пялимся, почему ближе не подошли?
– Камеры видишь?
Присмотрелся Сергей – точно. На одном углу камера видеонаблюдения, на другом тоже.
– В соседнем переулке, куда другая стена выходит, еще две камеры. И с противоположной стороны. Тут всё без дураков.
– А что на вывеске написано?
Дарновский достал из кармана театральный бинокль.
– Хороший, восьмикратный, у знакомой взял.
«ИНСТИТУТ СУДЕБНОЙ МЕДИЦИНЫ. 4-я ЛАБОРАТОРИЯ», прочитал Сергей, подкрутив винтик.
– Судебной медицины?
– Туфта. Я узнавал: Нет в ИСМ никакой 4-й лаборатории. Даже не слышали про такую. Дом 8 по Чернопосадскому переулку принадлежит Комитету, как половина зданий в этом квартале. Я выяснил, что в этом особняке при Сталине располагался один из отделов Спецлаборатории. Слыхал про такую?
