8.40 вечера
– Если бы она раньше проявляла больше характера, ее бы не назвали кандидатом на исключение, – заметил Хупер. Он явно наслаждался тем, как дергался Колридж, слушая словечки и фразочки Лейлы.
– Но по поводу голосования телезрителей она не угадала, – отозвалась Триша. – «Любопытный Том», естественно, подыграл Вогглу, но все видели, какой он грязнуля. Лейлу все равно бы забаллотировали. Участники подобных шоу воображают, что кому-то есть до них дело. И не понимают, что мы воспринимаем их просто как актеров устроенного ради нашей потехи представления.
Между тем Лейлу на экране буквально прорвало.
– У меня от блошиных укусов останутся шрамы! – вопила она. – Особенно от тех, что рядом с дыркой в заднице! Уже воспаляются!
– Ух ты! – задохнулась Триша.
– Излишняя информация, – прокомментировал Хупер.
– Если я заболею, – бушевала Лейла, – то подам на вас в суд! Клянусь! И последнее: я знаю, Джеральдина Хеннесси, что ты не передашь мои слова в эфир, но я заявляю – ты законченная тварь! Я буду всегда тебя ненавидеть!
– Всегда, – хмыкнул инспектор. – Изрядный срок. Прошло всего три недели. Сомневаюсь, чтобы она уже остыла.
Лейла отправилась в женскую спальню собирать чемодан. К ней примчалась Келли.
– Поверь, мне действительно жаль. Представляю, как тебе тошно.
– Да плевать. Все в порядке… – Но Лейла снова не сдержалась и, рыдая, упала в объятия Келли.
«Келли утешает Лейлу, а Лейла не знает, что Келли голосовала за ее выселение», – произнес за кадром голос диктора Энди.
– Обожают акцентировать внимание на таких подробностях, особенно когда уже все свершилось, – объяснил Хупер. – Самая привлекательная часть представления.
– Крепись, – уговаривала Келли, прижимая Лейлу к груди. – Ты должна быть сильной. Ведь ты сильная женщина.
– Да, я сильная. Сильная духом.
– Вот и славно. Так и надо. Я тебя люблю.
– И я тебя люблю, ты настоящий друг.
Затем Лейла возвратилась в гостиную и со всеми обнялась. Даже с Вогглом, хотя и очень мимолетно. А объятия с Дэвидом длились не меньше минуты.
– Уходящие всегда обнимаются, – заметил сержант. – Притворяются, что все у них друзья.
– А мне кажется, они на самом деле так чувствуют, – возразил Колридж. – В наши дни молодежь живет сиюминутными ощущениями.
– Как вы правы, сэр! – всплеснула руками Триша. – Вот мне двадцать пять. Но я так и не сформировала взвешенного мнения и не испытала истинного чувства – ни разу!
Инспектор собрался было возразить, сказать, что к Трише его слова не относятся, но вовремя понял, что она его подкалывает.
– Лейла, у тебя тридцать секунд, чтобы выйти из дома, – раздался в телевизоре голос Хлои.
День четырнадцатый
9.30 вечера
Как только Лейла покинула дом, она окунулась в поток невыносимо яркого света, который выбелил и ее, и стену у нее за спиной. Огромный лысый охранник в бронежилете взял Лейлу за руку и проводил на платформу разукрашенной цветными фонариками автовышки: платформа взмыла в воздух и перенесла Лейлу через ров навстречу бушующей толпе. «Любопытный Том» гордился тем, что превращал исходы из дома в подобие грандиозных вечеринок. Организаторы привозили людей, запускали фейерверк и расцвечивали небо скрещенными лучами прожекторов. Когда Лейла поднялась высоко над головами орущих людей, в кузове грузовика ударил живой рок-оркестр.
Затем последовала короткая поездка в лимузине в специально оборудованную студию и интервью в прямом эфире с Хлоей – полногрудой, косящей под крутого парня девахой – «лицом» «Любопытного Тома». Это «лицо», в отличие от ведущих других, более консервативных программ, обладало не только смазливой мордочкой. Вдобавок к пикантной физиономии Хлоя имела татуировку змея на животе и дьяволенка на плече, что делало ее облик гораздо более «реальным» и соответствующим вкусам Би-пи-си.
Хлоя встретила Лейлу у дверцы лимузина. Она выглядела ослепительно, по-звездному шикарно: в черных кожаных брюках и черном кожаном лифчике. Лейла тоже была ослепительна, но смотрелась по- хипповому шикарно: в шелковом саронге-варенке и майке. Они обнялись, словно надолго разлученные и вновь обретшие друг друга сестры, хотя до этого не были знакомы и одной из них платили за то, что она разговаривала с другой.
Толпа обезумела. Буквально потеряла рассудок. Фанаты передачи улюлюкали, гоготали, размахивали самодельными плакатами. Хотя для таких страстей не было ни малейшего повода, кроме присутствия телекамер и прочно установившегося стереотипа поведения молодежи перед объективом.
Наконец крики улеглись – по крайней мере настолько, чтобы стало слышно Хлою. Всплески эмоций не прекращались, но ведущая умело пользовалась затишьями, чтобы щедро выражать собственные чувства.
– Bay! – воскликнула она. – Отлично! Потрясающе! Класс! Bay!
Реакция публики была моментальной, и эмоции снова всколыхнулись в полную силу.
Хлоя указала на Лейлу великолепно накачанной рукой:
– Ну что, разве мы не любим эту девчонку? Эту потрясающую леди?
Новый взрыв улюлюканья и воплей продемонстрировал, что публика без ума от Лейлы.
– Ты великолепна! Мы оч-ч-чень тобой гордимся!
Все снова утонуло в шуме овации. Хлоя изо всех сил старалась перекричать толпу или хотя бы показать, что она тут самая заводная и прикольная.
– Ну, как ты себя ощущаешь?
Атмосфера заражала своим настроением, и Лейла широко улыбнулась:
– Супер!
– Отлично!
– Правда, кайфово!
– Класс!
– И одновременно очень духовно!
– Я тебя понимаю!
– Словно бы выросла!
– Так оно и есть. Держись! – Хлоя повернулась к толпе. – Ну, как мы любим эту топ-леди?
Снова подъем эмоций – улюлюканья и крики.
– Скажи, ты очень была потрясена, когда узнала, что тебя выселяют?
– Жизнь – это время года. А времена года меняются. Я в это твердо верю.
– И правильно делаешь, детка!
– Надо сохранять ясность в голове. Мозг, как садовый участок, требует постоянной прополки.
– Потрясающе! А что ты скажешь о готовке Джаза? Классно или как?
– Абсолютно классно!
Завершив глубинный психологический разогрев, Хлоя повернулась к большому экрану и показала Лейле всех, кто голосовал против нее.
Сначала появился Дэвид. Он сидел в исповедальне, смотрел в объектив и выглядел очень красивым и искренним.
– Я голосую против Лейлы, несмотря на то, что считаю ее сильной и жутко духовной женщиной. Но
