Той осенью в воздухе чувствовалась какая-то необычная тяжесть, и запахи дождя, земли и запустения ощущались даже в солнечные дни. Обычно Хетта оставляла на зиму как можно больше кустов и травы, служивших убежищем для жуков Рут, а также для птиц и ежей, питавшихся жуками, но в этом году она рано убрала последние помидоры и тыквы (так как на чердаке было сыро, она разложила их на поленице в гостиной), срезала, подвязала и укрепила оставшиеся растения. Даже в укрытом за стенами саду кружился ветер, швыряя черепицу с соседних домов на решетки с вьющейся фасолью, сдирая и теребя в клочья паклю с парников, где росла цветная капуста. Иногда Хетта останавливалась и прислушивалась, как будто ветер хотел сказать ей что-то. Временами на закате, когда приближалась очередная буря, небо напоминало ей о ее пустыне. Но она не осмеливалась часто или надолго останавливаться, даже в саду; окна матери выходили во двор, и от вида неподвижно стоящей Хетты ее неизменно одолевал голод. Она открывала окно и кричала дочери, что съела бы чего-нибудь, если бы Хетта приготовила поесть так же вкусно, как всегда, и принесла еду в комнату.
Когда метеорологи предсказывали бурю, семья собиралась у телевизора, словно в ожидании очередной серии мыльной оперы. Отец фыркал; он терпеть не мог экспертов в безукоризненных деловых костюмах, говорящих о недоступных ему вещах. Но он не был против, если телевизор включали рано, не называл прогноз чушью и велел Хетте пораньше заканчивать дела в магазине, «просто на всякий случай».
Двумя днями позже небо сделалось зеленовато-желтым, затем багрово-серым; вздыхал ветер, впивавшийся в тело Хетты сотнями игл, и в то мгновение, когда она прервала работу и остановилась, опираясь на мотыгу, небо изменилось, и она ощутила, что гладкая деревянная рукоятка стала как будто липкой от песка. Она озадаченно повертела мотыгу в ладонях, моргнула, и, казалось, весь мир вздрогнул вместе с нею, и вот опять она стояла в саду на задворках дома, где жили три поколения предков ее отца, и на город надвигалась буря.
Когда глубокой ночью буря разразилась, Хетта спала. Она осознавала, что спит, и в то же время чувствовала, что буря подняла ее… нет, не подняла, а бросила вниз, с силой швырнула куда-то вниз, вниз во тьму, и ревущая масса придавила ее, подобно гигантской руке…
Хетта утопала в песке. Это было не похоже на виденное ранее, на примирение и тихий конец; ей причиняли
Где же все остальные? Неужели они выехали, зная, что надвигается непогода? Даже здесь такая жестокая буря предупреждает о своем приближении…
Может быть, она спала; может быть, потеряла сознание. Но вдруг она почувствовала прикосновение чьих-то рук — рук? Ее отряд нашел ее? Хетта попыталась бороться, помочь им. Руки подняли ее, вытащили из песчаной могилы. Все еще завывал ураган, и она ничего не видела; но чьи-то руки накинули покрывало Хетте на лицо, ей стало немного легче дышать, и это придало сил. Когда руки подняли ее, она ухватилась за невидимые плечи, кто-то поддержал ее за талию, и она смогла, пошатываясь, идти.
Некоторое время Хетта думала только о том, чтобы не задохнуться, не задохнуться и не упасть, и это поглощало все ее внимание. Но рука ее, обнимающая чьи-то плечи, начала болеть; эта боль проникла в ее мозг, и она вспомнила, что обычно не размышляет так много о ходьбе и дыхании…
Было еще темно, ветер ревел, и тяжелый воздух был полон летящего песка, теперь он барабанил по ее телу, но больше не тащил ее за собой и не жалил ее.
«Буря все еще бушует вокруг нас, но почему-то не причиняет нам вреда», — подумала Хетта. Ей пришла в голову фантастическая мысль, будто они — она и ее неизвестный спаситель — идут внутри небольшой катящейся песчаной чаши, в которой было спокойное пространство на несколько шагов впереди и позади них, а сверху их покрывал словно купол почти безмятежного, почти прозрачного воздуха.
Когда пальцы, державшие ее за запястье, разжались, Хетта попыталась схватиться за плечо, но не смогла — ее кисть онемела. Она встала на ноги более уверенно, и ее отпустили, но только для того, чтобы найти ее руку и крепко сжать ее.
«Как будто я могу опять исчезнуть в песчаной буре», — подумала она с легким удивлением. Она посмотрела туда, где должны были быть руки и плечи — и теперь увидела очертания человеческой фигуры, но лицо было повернуто в другую сторону, и свободная рука что-то искала впереди.
Хетта заморгала, пытаясь понять, откуда исходит свет, который она видела. Постепенно она разглядела руку незнакомца и поняла, что они стоят перед высоким, шероховатым, слегка светящимся — валом? обрывом? Он неясно вырисовывался над ними, ей показалось, что они стоят под навесом или крышей, — и тут пальцы, державшие ее, сжались сильнее, рука повелительно взмахнула — в стене перед ними возник проем, и дверь открылась внутрь. На песок к их ногам упал столб света, обрисовывая небольшие впадины и холмики, отбрасывавшие мягкие тени.
— Быстрее, — услышала она. — Я устал почти так же, как ты, а Джелидрет очень не любит, когда у него отнимают жертву.
Хетта не сразу осознала, что слова были обращены к ней, и ступила внутрь сама, без посторонней помощи. Неизвестный вошел вслед за нею, и она услышала другое слово, почти крик, и, обернувшись, увидела тот же резкий взмах руки, который, по-видимому, открыл дверь; порыв ветра, как удар меча, захлопнул ее. Песок неистово хлестнул ее по ногам, она оступилась и вскрикнула, но ее опять подхватили под локоть. Хетта бессознательно вытянула руки, коснулась чьих-то ключиц и ощутила на своих запястьях горячее дыхание.
— Прости, — сказала она, и нелепость этих слов развеселила ее, но она боялась рассмеяться, ей казалось, что, начав, она будет не в силах остановиться.
— Простить? — переспросил человек. — Это я должен просить у тебя прощения. Я должен был заметить тебя раньше; я Стражник, и это мой пост. Каларшам в последнее время в злобном настроении и позволяет Джелидрету вытворять все, что ему вздумается. Но ты появилась так внезапно, как будто из ниоткуда. Совсем как эта буря. Такая буря обычно предупреждает о своем приближении, даже здесь.
Хетта вспомнила первую мысль, возникшую у нее после пробуждения — если все это и в самом деле было пробуждением:
— Где… Где я? — пробормотала она.
Человек откинул с лица покрывало и отбросил за спину капюшон. Он был чисто выбрит, темнокож, в желтом мерцании каменных стен лицо его было почти цвета красного дерева, и темноволос, с глазами карими или черными — она не могла различить.
— Откуда ты? — спросил незнакомец, он не игнорировал вопрос, но как будто счел его риторическим и не требующим ответа. — Ты, наверное, выехала из Чинилара три или четыре недели назад? А потом останавливалась в Тааре? Только я не могу понять, почему ты одна. Прежде чем я нашел тебя, ты потеряла свои вещи и спутников — с тобой не было даже вьючного животного. Прости, я, наверное, небрежен, — в его голосе послышалось напряжение, видимо, он не привык признаваться в небрежности, — но я бы его заметил, даже если было бы уже поздно.
Хетта покачала головой.
— Чинилар? — повторила она.
Он взглянул на нее, словно осмысливая ее последние слова, и ответил мягко:
— Это пост четвертого Стражника, Цитадель Встречи Песков, и Стражник — это я.
— Четвертый — Стражник? — произнесла Хетта.
— Нас одиннадцать, — мягко продолжал незнакомец. — Мы стережем одиннадцать Песчаных Границ, проходящих там, где кровь из головы Мора пролилась на землю после того, как Эрин и Тор изгнали эту злую
