— Я видел, как они строили эту стену, — сказал Морис, кивая на низкую стенку перед ними. — Но не знал, для чего они это делают.
— Тогда этот твой пагода храбрец.
Морис увидел, что некоторые пагоды, которых он узнал, лежат по эту сторону стены: розовая, белая с кусочком синего стекла, который он подарил, разноцветные кучки.
— Нам нужно идти, папа. Они не смогут биться, пока ты смотришь.
Отец встал. Он собрал горсть слизней и швырнул их в реку.
Морис шагнул вперед и положил кусочки Ти Ти Тина рядом с другими пагодами. Может быть, они сделают что-нибудь для него. Он утер глаза и немного подождал, но ни одна пагода не поднялась. Ему хотелось, чтобы они доверились его отцу и поднялись помочь Ти Ти Тину, или хотя бы поднялись, чтобы сражаться со слизнями.
— Они пробили твою стену вон там, — сказал отец. — Давай выкинем слизней, которые заползли на кучу.
— Это не моя стена, — возразил Морис.
— Стену пагод, я хотел сказать.
Морис пошел за слизнями, которые переползли через стену. Они копошились среди осколков пагод за стеной. Они их
— Морис, — позвал отец. — Идем домой. Ты сделал все возможное.
Они сели на ступени разрушенной мастерской и стянули отсыревшие носки.
— Лучше просто выбросить, — сказал отец. — Никто не станет их стирать.
Обтерли ноги о траву и натянули ботинки. Морису пришлось запрокинуть голову, чтобы кровь не накапала в них, пока он обувается. Он нашел окровавленные затычки, которые выбросил днем раньше, и сунул их в нос. Он видел новых слизней, медленно ползущих к насыпям.
— Пагоды помогают мне, папа. Они лечат меня. Папа на некоторое время задумался.
— Уверен, это так, — сказал он. — Мы все хотим тебе помочь. Твоя бабушка — священниками. Мама — хорошей едой, сном и покоем. Я тоже хотел бы сделать что-нибудь для тебя, Морис. Я старался. Уверен, пагоды сделают что смогут.
Он взял сына за руку и повел. Когда они вышли на дорогу, ему пришлось нести Мориса.
Но Морис решил, что не сделал всего возможного, чтобы помочь пагодам. Он лежал в лихорадке и слушал, как родители тихонько разговаривают за столом. Отец пытался убедить мать вернуться в Париж на недельку-другую. Морис знал, что там будет. Доктор Перро и кровопускание. Морис знал, что там с ним будет без пагод.
А пагодам самим нужна помощь. Он не может позволить слизням сожрать их, помогают они ему или нет. Разумеется, никто не поверит его рассказам о пагодах. Все решат, что он это выдумал.
После того, как родители и бабушка ушли спать и он некоторое время прислушивался к похрапыванию отца, Морис выбрался из-под одеяла. Он не раздевался и натянул на себя одеяло до того, как пришла мама, поэтому никто не догадался, что он до сих пор в одежде. Он надел свитер. Подхватил ботинки, открыл дверь спальни и оглядел большую комнату. Никто не бодрствовал. Он босиком прокрался на кухню и осторожно придвинул стул к буфету. Встал на стул и открыл верхнюю дверцу. Достал бабушкин мешочек с солью. Он потом отдаст ей часть своих денег, чтобы расплатиться за соль. Слизняки ненавидят соль. Ею-то он и отгонит их от пагод.
Он тихо закрыл за собой дверь дома и пошел по дороге. Светила яркая луна, и дорога явственно белела впереди. У реки ему пришлось отдохнуть, но скоро он уже был у разрушенной гончарни.
Под деревьями было темно. Ветер вздыхал в ветвях. Ночью под деревьями было совсем иначе. Может быть, это из-за слизней лес изменился, подумал Морис. Он поспешил к кучам. Слизни снова пробили стену и заполонили половину второй насыпи. Он взволнованно высматривал пагоды, но не видел ни одной. Он искал кусочки Ти Ти Тина, но их не было там, куда он их положил. Пагоды, рядом с которыми он оставил Ти Ти Тина, тоже куда-то передвинулись.
Он осмотрелся.
— Не бойтесь, — позвал он. — Это я, Морис. Я пришел помочь вам сражаться!
Он начал посыпать солью слизней у себя под ногами. Они тотчас сворачивались в шарики при прикосновении соли. Он взял горсть соли и швырнул в массу слизней выше по насыпи, у отверстия, которое Морис считал входом в подземелье пагод. Слизни корчились и сворачивались, когда на них падала соль. Они то заползали в свои панцири с насечками, то полностью вываливались наружу и заползали снова. Как, должно быть, щиплет их соль, думал Морис, но он пришел на помощь пагодам. Теперь поздно отступать.
— Где вы? — звал он пагод. — У меня только один мешочек соли. Покажите, где особенно нужна помощь, пока соль не кончилась.
И он увидел пагоду, одну из белых, белую с кусочком синего стекла. Стоящую на краю второй насыпи. Существо подняло кусочек стекла, будто бы в приветственном салюте. Но потом Морис понял, что оно указывает на что-то. Он посмотрел и увидел Целую тучу слизней, медленно переползающих стену и кишащих в низине между второй и третьей кучей.
Морис понял, почему они кишат там и что они там едят!
— Я иду! — прокричал он.
Он напал на слизней с тыла. Он посыпал солью слизняков, лезущих через стену, и оставил их корчиться. Он начал сыпать соль на слизней в низине, но их было слишком много. Он хватал горсть за горстью, швырял их в реку, потом снова сыпал соль.
Он увидел других пагод, розовых, и белых, и многоцветных. Они стояли на линии обороны у основания третьей насыпи — и у них в самом деле были хрустальные мечи! Морис видел, как они сверкают в лунном свете. Мечи были тонкие, как иглы. Он видел, как они колют ими слизней в пасти. Они выжидали, пока слизняки зависнут над ними, раскроют пасти, и тогда кололи мечом и быстро отступали. Слизняки пытались кусать их, но падали и уже не шевелились.
Пагоды целят через пасть в мозг, догадался Морис.
Он не видел Ти Ти Тина.
— Ти Ти Тин! — звал он. — Ти Ти Тин! Но не видел его.
— Слизни убили его? — спрашивал он других пагод, но у них не было времени пропеть ответ.
Морис начал беречь соль. Тех слизней, на которых соль не попала, он бросал в реку. Пагоды наступали на посыпанных солью слизней и легко поражали их мечами, пока те корчились в соленой агонии. Морис утомился вконец и сел передохнуть на третьей насыпи, там, где не было слизней и не было пагод, и сменил затычки в носу. Тот кровоточил постоянно. Он попытался потуже заткнуть его, хотя и знал, что кровь все равно пропитает лоскуты и снова начнет капать на одежду.
Он хотел спать. Он устал. У него был жар. Но слизни прибывали и прибывали.
Потом он увидел Ти Ти Тина. Тот едва живой стоял внизу за третьей насыпью. Морис поднялся и заглянул туда. Там были и другие поникшие пагоды, а некоторые лежали на земле. Три невредимые пагоды пели раненым, он слышал негромкую музыку. Они пытались вылечить товарищей.
— Поправляйся, Ти Ти Тин! — произнес Морис. — Я знаю, как плохо быть больным. Выздоравливай!
Ти Ти Тин слегка распрямился и взглянул на Мориса. Казалось, он силится что-то сказать, но Морис не расслышал что. Морис протянул руку и легонько коснулся Ти Ти Тина, а потом снова принялся сыпать соль.
Когда соль вышла, он набивал мешочек из-под нее слизнями и вываливал в реку, а потом шел за новой порцией. Он кидал непросоленных слизней на тех, на которых попала соль, пытаясь использовать соль дважды. Казалось, он трудится уже долгие часы. Ночь стала темнее, как это бывает перед рассветом. Ветер стих. Морис и пагоды прогнали слизней из низины между второй и третьей насыпью. Пагоды снова восстанавливали стену. Некоторые охраняли стену на второй куче, а некоторые даже вернулись на первую.
