Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики

Он жаловался, что терапевтические методы слишком слабы, что он впадает в кататоническое состояние. Позже он, конечно же, полностью откажется от этого, но сейчас, пожалуйста, что-нибудь посильнее…

Нет.

Он говорил ей, что она бессердечная, жестокая садистка, мстительница. Она просто мстит ему за собственную программу лечения, хотя, если она вспомнит, он был для нее воплощением терпимости и заботливости.

— Вы не можете одновременно быть в виртуальности и пробираться через джунгли, — говорила Кил. — Без вас я не найду дорогу. Мы сможем делать привалы, но, боюсь, они не будут продолжительными. Попрощайтесь со своим трейлером.

Она уничтожила его все тем же ультразвуковым ружьем, и они пустились в путь. Это был трудный, медленный поход, поскольку они взяли с собой кучу вещей: еду, палатки и спальные мешки, переносную виртуальную установку с двумя входами, виртуальный черный ящик, систему защитных образов. К тому же путешественник из доктора Маркса получился никудышный.

Им потребовалось шесть дней, чтобы добраться до Слэша, но на шестой день доктор Маркс заявил, что не знает, где находится путевой домик.

— Что?

— Я не знаю. Я дезориентирован.

— Вы никогда не станете хорошим игроманом, — сказала Кил. — Вы не умеете лгать.

— Я не лгу! — возмутился доктор Маркс, выпучив глаза в благородном негодовании.

Кил, разумеется, понимала, что происходит. Он хотел дождаться, пока она уснет, и отыскать то виртуальное болото, где он сможет пережить приятные ощущения со своими приятелями-ангелами. Кил это знала.

— Я не выпущу вас из виду, — предупредила она.

Слэш оказался жалким шахтерским городком, где продавалась любая подделка, которую нещепетильное население было способно купить. Это означало, что игрушки здесь были похуже, чем в Нью-Вегасе, а закон отсутствовал вовсе.

Разумеется, Кил не могла просто спросить, где здесь лечебница. За это могли дать в морду.

Но удача пока не отвернулась от нее. В глаза ей бросился символ, состоящий из треугольника, вписанного в окружность, намалеванный на одном из домов, похожих на заброшенный офис. Какой-то человек поднимался по ступенькам прямо под знаком. Она пошла за ним.

— Куда мы идем? — закапризничал доктор Маркс. Он все еще пребывал в дурном настроении из-за того, что его не пускали к ангелам.

Кил не ответила, продолжая тащить доктора за собой. Войдя в дом, она увидела надпись: «Сделай это легко» и поняла, что все идет, как надо.

Какой-то старик заметил ее и помахал рукой. Невероятно, но он узнал ее, даже помнил ее имя. «Кил! — крикнул он. — Какими судьбами?»

— Мир тесен, Солли.

— Это точно. Но вам пришлось попутешествовать. Вы оставили позади много земли, как я вижу. Но земля не оставила вас, покрыв вашу одежду ровным слоем.

Кил засмеялась.

— Да уж, — она протянула руку и коснулась старика. — Я ищу дом, — сказала она.

В Группе им было трудно это преодолеть. Доктор Маркс оказался таким же «сдвинутым» пациентом, как они. Это изумляло каждого, но близнецы Сер и Шона были так ошарашены, что предложили следить за каждым шагом вильсона. Они всюду следовали за ним, заглядывали ему в глаза, пытаясь раскрыть тайну при помощи неутомимой бдительности.

Блейк Мэддерс думал, что тут дело в наркоте, и порывался набить Марксу морду.

— Нет, он один из нас, — говорила Кил.

Так же, как и я, думала она.

Когда доктор Макс Маркс состарился, одним из его любимых развлечений стали воспоминания. Одной из любимых тем воспоминаний была Кил Беннинг. Он уважал ее за спасение своей жизни, не только в джунглях Пит Финитум, но и во время тех чудовищных дней, когда он пытался избежать нормального дома и вновь обрести нирвану.

Она распознавала все его уловки и разбивала их с помощью логики. Когда логики не хватало, она просто разделяла с ним печаль, боль, сомнения.

— Я была там, — говорила она.

Молодые вильсоны и активисты знали Кил Беннинг только как женщину, которая победила «Виртвану» и «МайндСлип», одолела могущественное лобби «Райт ту Файт», женщину, которая одержала убедительную победу в борьбе за права игроманов и бросила вызов распространенному заблуждению, согласно которому утонуть — это свободный выбор тонущего. Она стала героем, но, как и многие герои, новому поколению она казалась не вполне реальной.

— В то время я был охвачен страстью, — бывало, рассказывал доктор Маркс своим слушателям. — Я продолжал вынашивать планы ускользнуть и вновь повстречаться с Обезьянами и Ангелами. В то время — как, впрочем, и сейчас, — не составляло труда отыскать какую-нибудь воспламеняющую разум виртуальность. И мои мысли уносились в этом направлении.

Я думал: «Вот женщина, которая проходила реабилитацию шесть раз; едва ли она остановится на седьмом. Она пережила кое-что, о чем не хочется вспоминать, и, возможно, чувствует потребность в качественном забвении».

Но я увидел женщину, которая каждую минуту бодрствования работала над своим выздоровлением. И если она не занималась умственными, духовными или физическими тренировками, она помогала другим, всем нам, трясущимся, изголодавшимся по образам игроманам со съехавшей крышей.

Тогда я не думал: «Что, черт возьми, происходит?» Но я подумал об этом позже. Я подумал об этом, когда увидел в ее руках диплом врача.

И потом, когда она вернулась в университет и получила степень юриста, чтобы иметь возможность бороться с теми негодяями, которые запрещали ей заниматься реабилитационной практикой, я подумал об этом вновь. И я спросил ее об этом. Я спросил, что заставило ее так измениться.

Доктор Маркс делал паузу, пока кто-нибудь из слушателей не спросит: «И что она сказала?»

— Это поразило меня, — говорил и вновь замолкал в ожидании очередного вопроса.

И вопрос звучал.

— «Помогать людям» — так говорила она. Она поняла, что способна делать это, что у нее есть дар. Все эти списанные со счетов, безнадежные люди в доме в Слэше. Она поняла, что может им помочь.

Доктор Маркс увидел это тогда и видел каждый раз с тех пор, каждый раз, как она выступала на каком-нибудь марше протеста, на каких-нибудь слушаниях и где там еще. Он видел в ней то же, что в те их первые встречи: этот блеск в глазах, эта неизлечимая, неиссякаемая страсть.

— Люди, — говорила она. — Какой драйв!

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Если вы приедете на конференцию по научной фантастике и фэнтези, вы услышите, как на заседаниях мы говорим о своих книгах. Возможно, вы бывали на таких заседаниях и говорили о своих книгах. Обычно это выглядит так: «Хотя в моих «Эльфах» из цикла «Азур Вортекс» можно найти много приемов традиционного фэнтези, они больше обязаны Достоевскому и Толстому, чем Толкиену. Я пытался найти резонирующую тематическую структуру, которая заставила бы читателя занять экзистенциальную позицию в отношении этой работы». Здесь будет уместным вставить еще какое-нибудь упоминание о Мелвилле.

Мы не плохие люди, просто мы жрецы заседаний. Мы, как и все художники, боремся с ужасом анонимности. Мы узнали, что на эту конференцию съедутся сотни профессиональных писателей, многие из которых написали пятьдесят книг, а то и больше, многие из этих книг имеют продолжения, а некоторые