— О, господин полковник, — сохраняя на лице серьезное выражение, сказал Суви Сайд. — Мы польщены. Вы нас вычислили. Тут нам и конец. Вообще-то это признак дурного тона, я имею в виду нарушение оговоренного инкогнито лиц, участвующих в переговорах, но — положим. Хорошо. Деловой разговор о деле.
Вы предлагаете организации, каковую мы с господином Джексоном имеем честь представлять, произвести в интересах высшего руководства Галактики, (Хутырко сел по стойке 'смирно'), подчеркиваю повтором, в интересах высшего руководства Галактики, а ещё точнее, Министерства Обороны Галактики, ликвидацию неугодного — здесь мы не станем гадать, конкретизируя, — по той или иной причине неугодного названному высокому институту политика. Кстати, с точки зрения Галактического Права, социальный статус гражданина СМГ абсолютно неважен, не так ли?.. Ликвидацию, проще говоря, убийство — человека, — или иного носителя разума, — гражданина Галактики. Прекрасно, господа! Дело есть дело. Мы не политики. Организация, коей мы с господином Джексоном, служим, есть организация сугубо коммерческая. Но! Речь идет о гонораре! Деньги есть деньги. А элементарный анализ, с большой долей вероятности, показывает мне, что сумма, предложенная высшим руководством Галактики моей организации, есть все-таки величина неокончательная, что бы здесь не говорилось. И представляется нам — с господином Джексоном — что торг, которым мы здесь четыре битых часа занимаемся — есть — ваша, господа, личная инициатива. Чего им, бандитам, переплачивать, гадюкам. Подонкам рода человеческого. Так ведь, господа? М-м?
Полковник Хутырко хлопал полными губами. Несчастный был деморализован. От ярости и бессилия он ничего вокруг не видел и ни хрена не соображал. Суви Сайд и Джексон смотрели только на войсаула, а войсаул смотрел на них и вежливо скалился.
Кребень, хладнокровный и опытный, где-то восхитился тончайшей издевкой, учиненной Суви Сайдом. Бандиты, строго говоря, правы, у них, у бандитов, по определению ни чести ни совести, — бандиты же, на них не сэкономишь, и Хутырко, всю дорогу бивший себя в усеянную юбилейными орденами грудь и кричавший, что на такие деньги можно тринадцатый флагман построить, вел себя просто глупо… Впрочем, восхищенный, Кребень ничуть не удивился информированности «специалистов». Организация, существующая два века, конечно, не могла иметь дипломатов низкого класса и не иметь отлично осведомленной службы разведки. Войсаул, однако, подумал, что, если бандиты зарвутся и сделка сегодня не будет совершена, то придется убирать троих, поскольку один деморализован (сам напросился, идиот, форсировал, называется, переговоры, одно слово — п-полковник), а остальные двое теперь — ходячая утечка информации и прямая угроза национальной безопасности. Естественно, что с планеты их теперь просто так не отпустишь… Говоря о национальной безопасности, войсаул Кребень прежде всего имел в виду прочность почвы под ногами Иосифа Сухоручко, которому был не безоглядно, но достаточно, предан: именно Сухоручко когда-то извлек молодого войскового старшину Матюшу Кребня из приграничного скучнейшего кровавого Хосе-Луиса, провинциального мира, где не началась ни одна заметная карьера, и многие закончились… О подробностях знакомства с Сухоручко Кребень никому никогда и ни за что не рассказывал… Да, троих придется убрать, думал Кребень, облизывая изнутри ус. Эх, едреныть, сложно все это слишком, Шеф!.. все-таки вы, Шеф, чепуху спороли… взялся бы я за операцию, и вся недолга… разговоры эти, да ещё плати волкам… Вам, Шеф, яссдело, виднее, как оно там, в сферах, но недаром я с собой сотню прихватил, недаром…
Личная Собачья Сотня войсаула Кребня стояла над Кавказом-2, на борту крейсера 'Конь Каурый'. Связаться с ней Кребень мог моментально; а космодром на планете был только один. Операция по разрыву цепи посредников была давно готова, запланированная с самого первого контакта представителя Министерства Обороны СМГ с представителем Корпорации. План по уничтожению несговорчивой Корпорации целиком, рассчитанный на полтора года, ждал старта по первому же сигналу Кребня. Дальнейшая целесообразность существования Корпорации в Галактике целиком зависела от согласия ее на сделку, или отказа от нее.
Суви Сайд и Джексон хорошо понимали опасность игры, но бизнес есть бизнес. Джексон показал Суви Сайду глазами: полегче, коллега. Не пережать! Суви Сайд и сам это чувствовал. Полковник, штабной полотер, ушехлоп и стрелочник, искренне полагающий себя главным в делегации — с ним-то бог. А вот казак… Казак есть казак.
— Наше встречное предложение, господа, — сказал Суви Сайд, — таково. Сумма удваивается. Минутку, полковник… Заметьте, я по-прежнему не спрашиваю — кого и где. Убить можно любого — и везде. Я не собираюсь также торговаться с вами по поводу сроков. Право заказчика получить свой товар в момент, для заказчика наиболее удобный. Без обсуждения. Вы, полковник, обмолвились что-то про будущую субботу. Пусть будет так. Времени мало, но коль скоро вы, люди, я убежден, близкие к реальности, полагаете возможным осуществление акции в названный срок, — я просто верю вам на слово. Итак: сумма удваивается, оперативные расходы — за счет заказчика, и, — наше обычное условие — допуск к Меганету, соответствующий статусу цели. На все время операции, начиная с момента заключения сделки. С вашей стороны ничего больше не потребуется. Аванс — четверть договорной суммы и система неограниченных кредитов в обеспечение оперативных расходов, после исполнения контракта, понятное дело, отчет будет полный и, — Суви Сайд позволил себе понимающе улыбнуться, — отчетливый. Процесс передачи гонорара обсуждается после исполнения заказа. Не с нами.
— Аванс не возвращается? — спросил Кребень, глядя Суви Сайду прямо в глаза.
— Войсаул! — зашипел сбитый с толку полковник Хутырко. — Это же неприемлемо… Это же грабеж!
— За два столетия работы мы ни разу не возвращали аванс, — сказал Джексон Кребню.
— Довольно двусмысленно звучит, — сказал Кребень, не отрывая взгляда от Суви Сайда. Суви Сайд приветливо ему улыбался.
— Да, простите, — поправился Джексон кротко. — Поправка: не было ни одной рекламации, а, значит, и повода к возврату аванса. Нам ни разу не приходилось возвращать аванса. Работа исполняется всегда. Чрезвычайно приятно с вами беседовать, господин войсковой есаул.
— Договорились, — сказал Кребень решительно.
— Я не думаю… — начал Хутырко и попытался встать.
— Полковник, перестаньте вы говорить свою чушь! — сказал Кребень. Хутырко уставился на него. — Дело есть дело, а в добропорядочности и ответственности господ Суви Сайда и Джексона мы с вами уже имели возможность убедиться. Некогда, полковник, дело не терпит. Гляньте на свои на золотые. Господа! Предложение приемлемо. Сделка состоится тотчас.
Суви Сайд и Джексон мельком переглянулись. Джексон чуть пожал плечами.
— Разногласия между представителями заказчика у нас вызывают серьезные сомнения в
И Суви Сайд с Джексоном поднялись из-за стола. Хутырко все-таки не усидел на месте и вскочил, злобно вперившись и ища слова.
Тогда Кребень цыкнул под усами слюной, побледнел, расцепил руки (сидел он, сложив их на груди, очень прямо, чуть касаясь обшлагами мундира столешницы), решился, оскалился совсем и ударил снизу ребром правой ладони растерявшегося остолбеневшего полковника Хутырко в кадык. Полковник выкатил глаза, шаря руками над воротником кружевной блузы, уставился на отвернувшегося от него Кребня, не в силах больше говорить, дышать и жить… осел обратно в кресло и умер. Суви Сайд и Джексон переглянулись. Джексон чуть пожал плечами.
— Прошу вас, господа, садитесь, — проговорил Кребень. У него горели глаза. «Специалисты» сели.
— … поганое, — сказал Кребень, потирая ребро ладони и гадливо морщась в угол. — Крыса паркетная… Извините, господа, моего партнера за глупость и высокомерие. Сделка
— Мы готовы, — сказал Суви Сайд спокойно. — Продолжайте, господин войсковой есаул. — Имя.
— Ларкин, господа, — произнес Кребень. Вышло у него хрипло, чему он сам удивился. Джексон поднял бровь, Суви Сайд — нахмурился. Кребень прокашлялся. — Полный генерал Хелен Джезебел Ларкин, стратег-мастер, Большой Шеф Западной Патрульно-Пограничной Службы СМГ, семидесяти семи лет. Она должна быть уничтожена не позднее следующей субботы. Самое лучшее — в субботу. Пятнадцатого
