работать с трупами, как известно, существовали настоящие банды, которые не только похищали с кладбищ свежезахороненные трупы, но даже совершали убийства, чтобы доставить заказанное тело, когда другой возможности не было.
— Это ужасно, — сказал я. — Сколько же экземпляров требовалось американцу?
Холмс невесело усмехнулся.
— В том-то и дело! Если органы извлекаются по его заказу, убийства будут продолжаться.
— Холмс!
— Да-да, мой дорогой Ватсон, так что будьте поосторожнее и заботьтесь о своем алиби.
Я и без его совета заботился о том, чтобы по крайней мере первую половину ночи, когда, как правило, и действовал Джек Потрошитель, бывать на виду. Если Холмса не было дома и он не мог составить мне компанию, я отправлялся в клуб и засиживался там допоздна.
Ночью 9 ноября я был разбужен почти сразу, как заснул, в начале двенадцатого ночи. У моей постели стоял Холмс, а в приоткрытую дверь заглядывало лисье лицо Лестрейда. Помимо воли я взглянул на часы, но было уже более десяти часов вечера, и я мог не опасаться, по крайней мере, того, что Лестрейд пришел меня арестовать.
— Простите, что побеспокоил, — извинился Холмс. — Я сказал инспектору, что весь вечер провел с вами, но он хотел лично убедиться, что вы здесь.
Я сел в постели и снова посмотрел на часы; появление Лестрейда в такое время слишком красноречиво говорило о том, что где-то в Лондоне Джек Потрошитель нашел еще одну жертву.
— Вы едете со мной? — спросил Холмс. Он был бодр и готов действовать.
— Да, — с некоторым усилием сказал я. — Дайте мне только несколько минут, чтобы прийти в себя.
По дороге я узнал, куда мы направляемся — на Дорсет-стрит, что рядом с Департаментом Восточной Индии, и когда мы прибыли, было уже известно, что на сей раз Потрошитель не остался незамеченным.
Новая жертва Потрошителя была найдена не на улице, а в одной из комнат грязной гостиницы. Мы поднялись наверх вместе с прибывшим почти одновременно с нами мистером Бэкстером. Столь жестоко изрезанного тела я еще никогда не видел. Мистер Бэкстер, человек, казалось бы, привычный к виду ран и увечий, тоже был потрясен. Холмс между тем осматривал комнату, стараясь найти следы преступника.
Лестрейд, как обычно, был настроен скептически.
— Ну и что вы можете сказать, мистер Холмс? — спросил он позже, когда Холмс, сочтя, что осмотрел все, что возможно, присоединился к остальным, собравшимся в расположенной в первом этаже пивной. — Теперь-то вы не станете утверждать, что место происшествия затоптано констеблями или что вас позвали слишком поздно? Сейчас вы имеете в своем распоряжении самые горячие следы. Вот только смогли ли вы их прочитать?
— Кое-что прочитать мне удалось, — невозмутимо сказал Холмс, присаживаясь за стол. — Хотя и в этой комнате все же успели порядочно натоптать. Убийца — человек среднего роста, темноволосый, в возрасте от тридцати до сорока лет.
Лестрейд, как было видно по его усмешке, не очень-то поверил в выводы Холмса, однако утром, когда были допрошены все посетители, накануне побывавшие в пивной и гостинице, нашелся человек, который видел погибшую женщину незадолго до смерти с каким-то мужчиной.
Женщина, которую звали Мэри Джейн Келли, привела некоего человека к дверям сомнительной гостиницы, рядом находилась дверь в пивную. Один из посетителей пивной, выходивший в это время на Дорсет-стрит, увидел в полосе света, падавшего из двери, Мэри Джейн и ее спутника, когда они входили в гостиницу.
Некоторое время спустя хозяин опустевшей пивной убирал на столах, когда на руку ему капнуло что- то теплое. С ужасом он увидел на потолке кровавое пятно. В смятении он выскочил на улицу и принялся кричать: «Констебль! Убийство! На помощь!»
Свидетель, который смог описать спутника Мэри Джейн, жил на этой же улице и преспокойно спал до шести утра, пока, наконец, не был разбужен шумом на улице и не вышел поглядеть, что случилось. Узнав о происшедшем, он тут же явился в полицию и подробно, со множеством ненужных деталей, поведал, что делал накануне вечером; когда же допрашивающий его Грегсон решил, что этот человек, как и все прочие, ровно ничего не знает, свидетель наконец проговорился, что видел Мэри Джейн Келли с каким-то человеком.
Спустя четверть часа свидетель повторял показания перед куда большим числом слушателей. Полицейские, коронер мистер Бэкстер и мы с Холмсом смогли наконец узнать, как выглядел человек, наводящий ужас на весь Лондон.
— Ну, не скажу, что рассмотрел его хорошо — все-таки свет был не дневной, однако возраст этого типа я оценил бы лет в тридцать пять. Он среднего роста и при ходьбе чуть сутулится.
— А лицо? — спросил Лестрейд, бросив на меня испытующий взгляд. Он продолжал меня подозревать, насколько я понимаю; к тому же, по крайней мере, под это описание я мог подойти — я был приблизительно того же возраста, среднего роста и мог маскировать свою приобретенную на военной службе осанку нарочитой сутулостью.
— Лицо у него такое продолговатое, что называется, лошадиное, — охотливо рассказал свидетель. — Нос и рот прямо в глаза бросаются — великоваты, знаете.
— Вы заметили цвет волос? — спросил коронер.
— Темный, — сказал свидетель и добавил чуть неуверенно: — Может быть, черный.
— Усы или борода?
— Усы. Кончики подкручены вверх.
Лестрейду не понадобилось много времени, чтобы подыскать новую версию. Уже через час я услышал, как он разглагольствует:
— Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что преступник — опаснейший сексуальный маньяк и живет в непосредственной близости от мест, где совершил убийства. А если он не живет совсем один, его окружение знает о преступлениях, но не желает передавать его в руки полиции.
Когда мы с Холмсом уезжали, Лестрейд распорядился произвести в округе обыски, осматривая один дом за другим. Таким образом он собирался найти квартиру, из которой можно было приходить и уходить незамеченным и в которой можно было смыть кровь.
Газеты снова вышли с огромными броскими заголовками, кое-кто из журналистов имел свои догадки.
Так, например, в одной газете высказывалось мнение, что Джек Потрошитель — сумасшедший студент-медик, заразившийся от проституток венерической болезнью и мстивший им теперь столь жестоким образом.
Другие косвенно обвиняли мистера Стивенсона, который два года назад опубликовал рассказ «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда». С его легкой руки «раздвоение личности» стало едва ли не самым популярным выражением. Предполагалось, что этот рассказ произвел глубокое впечатление на какого-то психически неустойчивого человека и его стало обуревать неудержимое желание подражать Хайду.
С неудовольствием я обнаружил, что в прессу все-таки просочились слухи, что убийства якобы совершает некий врач из Вест-Энда. Слава богу, хоть фамилия не называлась.
В вечерних газетах приводились слова Лестрейда. Тот уже вовсю разрабатывал новую версию и высказывал предположение, что убийца и его окружение — проживающие в Уайтчепеле польские евреи. Он утверждал как факт, что эти люди никогда не выдают своих полиции.
Газеты с охотой подхватили эту версию. Казалось совершенно невероятным, чтобы подобные преступления мог совершить англичанин. Пусть убийца будет евреем, поляком или, быть может, индусом, но англичанин, пусть даже из самых низов общества, вряд ли способен на такие зверства.
— Какая чушь! — воскликнул Холмс, ознакомившись на другой день с газетами. — Я могу привести не менее десятка примеров, когда англичане совершали не менее кровавые преступления. Однако, знаете ли, Ватсон, в этом конкретном случае газеты, как ни странно, не очень ошибаются.
— Все-таки убийца — иностранец? — спросил я удивленно.
