Моггроппле с колокольчиком в руках.
— Я же говорила, что он знает, — невозмутимо сказала она и протянула колокольчик Кедригерну. — Можешь забрать его, если хочешь. Теперь это самый обычный хрустальный колокольчик.
— А дух? Что стало с духом? Она не…
Моггроппле откинула назад белоснежные волосы и повернула голову, показав поблескивающую в ее левом ухе хрустальную сережку.
— Мы решили снова работать вместе. Мы оба пережили трудные времена, но у нас так хорошо получается поддерживать друг друга.
— Ты, наверное, умираешь с голоду, — сказала Принцесса, беря ведьму за руку. — Пойдем в дом. Я велю Коллиндору приготовить что-нибудь для тебя, и ты расскажешь мне все-все-все, от начала и до конца.
Две женщины нырнули в лабиринт мебели, а Кедригерн подошел к Афонтию, игравшему до сих пор скромную роль молчаливого наблюдателя. Улыбнувшись сверху вниз хозяину, Кедригерн качнул колокольчик, и тот покорно звякнул.
— Все в порядке. Теперь можешь звонить Коллиндору когда угодно, а колокольчик будет вести себя как положено обычному колокольчику.
— А как же все те женщины в зеркалах?
— О, они исчезли. Впрочем, они никогда и не были реальными. Они всего лишь отражения Моггроппле, а теперь, когда она покинула зеркало, им нечего отражать.
Потрясенный Афонтий взглянул на него:
— Не слишком-то мне все это нравится.
— Мне тоже. Это было отвратительное заклинание, как ни крути.
— Но куда отправились женщины? Кедригерн пожал плечами:
— Не знаю. Куда отправляется твое отражение, когда ты отходишь от зеркала?
— Я не забавляюсь играми с зеркалами. Совершенно не доверяю им.
— Тогда не думай об этом. Вот, возьми свой колокольчик. Пойдем, присоединимся к дамам. Я вновь готов отведать дивных бисквитов Коллиндора. Колдовство возбуждает мой аппетит.
Гостевая спальня в доме старого холостяка Афонтия оказалась на удивление чистой и опрятной, а кровать — неожиданно удобной. После трудного дня Принцесса и Кедригерн были счастливы разместиться на ночлег в такой уютной комнате. Они задули свечу, пожелали друг другу спокойной ночи и какое-то время пролежали в расслабленном молчании.
— Ты долго беседовала с Моггроппле, — нарушил тишину Кедригерн.
— Она рассказывала мне о жизни в зеркале. Весьма занимательно.
— Правда? Я бы, скорее, подумал, что это страшно скучно. Ну, в лучшем случае — однообразно.
— О нет, совсем нет. Она встречала столько интересных людей, у нее было множество дивных приключений.
Задумавшись, Кедригерн после непродолжительной паузы сказал:
— Если там было так замечательно, почему Моггроппле так стремилась вырваться на волю?
— Она скучала по прежней жизни, по друзьям, по дому. Ты же видел, как быстро она покинула нас, когда нашла свою метлу. Афонтий предложил ей занять очень милую комнатку, но она не захотела терять ни минуты. — Принцесса зевнула и замолчала, но потом добавила: — Она сказала, что, если бы была молода, все могло бы повернуться по-другому. Если бы она была маленькой девочкой, то соблазнилась бы остаться там. Знаешь, она могла стать королевой.
Кедригерн ответил сонным бормотанием. Принцесса продолжила:
— Да, пребывание там произвело на нее массу впечатлений. Она подумывает написать об этом книгу.
— Книгу? — очнулся от дремы Кедригерн.
— Так она мне сказала.
— О том, что такое быть засунутой в зеркало?
— Ну, не совсем. Она хочет слегка изменить ситуацию. Думаю, она собирается написать так, словно это произошло с маленькой девочкой.
Кедригерн застонал и приподнялся на локте, раздраженно вглядываясь в темноту:
— Это самая нелепая вещь из всего, что я когда-либо слышал. Маленькая девочка бродит в зеркале, с ней что-то приключается… кто будет читать подобную чушь?
— Моггроппле думает, детям такая книжка понравится.
— Вот как, она так думает? Что может Моггроппле знать о том, что кому нравится? Она больше века провела в этом своем Зазеркалье.
— Что ж, значит, у нее определенно было время на размышление, и теперь она сможет отразить свои мысли, — заметила Принцесса, чуть гнусавя от приглушенного смеха.
— Совсем не забавно, — кисло пробурчал Кедригерн. Принцесса не ответила. Она повернулась на бок, спиной к колдуну, и натянула на плечи легкое покрывало.
Тот, кто прибыл в крепком ящике из неодерева, был, мягко скажем, не совсем ее мужем.
Он оказался — это стало ясно, как только Мэгги Квинкэд взломала электрическим ломиком крышку ящика, только что доставленного в ее прибрежное жилище в секторе Малибу Большого Лос-Анджелеса, — роботом. Внушительная, примерно шести с половиной футов в длину, довольно широкая хромированная машина лежала на спине, прижав к бокам мощные железные руки; плотно закрытые серебристые веки тускло поблескивали.
— Какого черта? — громко вопросила Мэгги. — Я не заказывала громадного уродливого стражбота — и вряд ли кто-то рехнулся настолько, чтобы послать мне его в подарок.
Бранящаяся женщина тридцати одного года от роду была стройна, прелестна и темноволоса. В данный момент на ней не наблюдалось ничего, кроме короткой сорочки из синтешелка и еще более короткого нейлонового халатика. Нагнувшись, Мэгги искоса и с подозрением взглянула на грузного бота. Протянув руку, она осторожно постучала пальчиком по широкой груди механического человека.
Раздался глухой, почти колокольный звон. Затем робот буркнул:
— Гурк, — и его правая рука слабо заскрежетала, подавшись на несколько дюймов вверх.
Толстые серебристые пальцы сжимали суббумажный буклет под названием:
Мэгги всплеснула руками:
— Вот уж нет, спасибочки. Мне совершенно неинтересно управлять неуклюжим грохочущим увальнем, этим железным кретином. Очевидно, тебя послали не туда…
Из приподнятой руки лежащего механизма выпорхнула записка и приземлилась на блестящее брюхо.
Глубоко вдохнув и выдохнув, что, как известно, рекомендуется для усмирения раздражения, Мэгги нехотя подобрала бумажку и развернула ее.
Написанное незнакомым почерком послание гласило:
