в комнату.
Кабинет остался в том же самом виде, в каком он его оставил несколько месяцев назад. Стол был завален перга-ментами и старыми газетами, шум и ароматы прожаренного солнцем города свободно проникали через распахнутое окно, а у камина стоял Раасей, с отсутствующим видом глядя в потолок. Единственным новым предметом в кабинете оказалось раздолбанное ведро с конским навозом в руке Раасея.
— Раасей, что ты собираешься делать с этом ведром? — воскликнул Хэйвей.
— Вы приказали мне прибрать конский навоз, сэр, — ответил Раасей.
— Да, но… Впрочем, неважно. Избавься от него.
Раасей сделал пару шагов вперед и, прежде чем Хэйвей успел его остановить, вывалил содержимое ведра за окно. Снизу донеслись возмущенные выкрики.
Хэйвей устало покачал головой и протянул Раасею подписанный Алгофилосом пергамент.
— Раасей, мне очень жаль, — сказал он, — но получилось так, что ты снова стал сержантом.
— Правда, сэр? О, как хорошо! Хэйвей изумленно уставился на Раасея.
— Похоже, что ты доволен.
— Очень, сэр! Я уже соскучился по обязанностям сержанта. — Раасей немного понизил голос. — Так гораздо веселее, чем в офицерском мундире, если мне позволено будет заметить.
— Что ж, ладно. Можешь идти и порадовать этим известием дядю Билли. Потом отыщи констебля Кратавана и скажи, что он снова работает на меня. Я хочу, чтобы вы оба к шести часам вечера явились в заведение «Крылатый дракон».
«Клуб Нечестивцев» стоял в Хмельном тупике, узкой тихой улочке за рынком, неподалеку от Эльфийского квартала. Это было большое, стоящее особняком здание, окруженное деревьями и кустами, и случайный прохожий вполне мог принять его за особняк богатого купца.
Хэйвей, немного не доходя до клуба, замедлил шаг и повернулся к Раасею и Кратавану. Начинало смеркаться.
— Ну вот, джентльмены, — негромко сказал он, — перед нами фешенебельный публичный дом. В его стенах в то или иное время побывало большинство шишек города. Так что действовать придется со всей осмотрительностью.
Раасей смущенно открыл рот и попытался что-то спросить, но Хэйвей его оборвал.
— Это значит держать рот на замке и не соваться, куда не следует, — сказал он сержанту. — Знаешь, сержант, пожалуй, тебе лучше остаться снаружи, на внешнем наблюдении. — Хэйвей поднял руку, снова предваряя вопрос Раасея. — Останешься на посту. Спрячься в кустах и не высовывайся, пока я не разрешу. Кратаван, пойдешь со мной.
Раасей нырнул в кусты, а Хэйвей и Кратаван пошли по дорожке мимо фонтана, в котором струя воды била из довольно неприличной скульптуры. На решительный стук Хэйвея дверь мгновенно отворил слуга в ливрее, и оба полицейских вошли в длинный, отделанный деревянными панелями холл. Впереди виднелись две резные двери, из-за которых доносился гул голосов.
— Вот мы и на месте, — пробормотал Хэйвей, затем отворил ближайшую дверь и оказался в зале длиной не менее сорока футов, с высокими потолками, экзотическими гобеленами на стенах и таким толстым ковром на полу, что в нем можно было потерять ботинки. Вдоль стены шли неглубокие альковы с полукруглыми диванами и маленькими мраморными столиками. В дальнем конце имелся небольшой мраморный бар, и бармен в белой рубашке проворно смешивал коктейли из содержимого десятков бутылок, стоявших на полках за его спиной.
В зале было около двух десятков посетителей. Шестеро или семеро из них имели вид зажиточных купцов — пожилые дородные мужчины в дорогих костюмах и с тем раздражающе самодовольным видом, который дает только богатство. Каждый из них развалился на диване с бокалом дорогого напитка в одной руке и невероятно красивой девушкой в другой. Еще несколько таких же красоток стояли возле стойки бара. На всех девушках были дорогие, хотя и очень откровенные платья, и все они обратили на вошедших Хэйвея и Кратавана почти плотоядные взгляды.
Хэйвей облокотился о мраморную стойку, неторопливо вздохнул и стал наблюдать, как бармен заканчивает взбивать два ярко-зеленых коктейля, где фруктов содержалось больше, чем в завтраке мартышки.[128] Наконец он вставил в бокалы два крошечных бумажных зонтика, передал напитки одной из девушек и обратил вежливый вопрошающий взгляд на инспектора.
— Слушаю вас, сэр, — сказал он. — Чем могу помочь?
— Я бы… Я бы хотел увидеть Венди, — ответил Хэйвей.
— Хорошо, сэр. Прошу сюда.
Хэйвей обернулся и увидел, что одна из красоток завладела рукой Кратавана и что-то нашептывает ему на ухо. Лицо констебля густо залилось краской, а рот приоткрылся.
— Кратаван! — резко окликнул его Хэйвей. — Оставь эту прекрасную леди и иди за мной.
Кратаван с трудом отвлекся от девушки. Он слегка дрожал.
— Сэр, — прошептал он, — нам оплатят издержки?
— Нет, не оплатят! А теперь шагай за мной! Бармен поджидал их у двери справа от стойки. Он трижды громко стукнул по створке, и в двери открылось небольшое зарешеченное окошечко.
— Атали, эти два джентльмена хотят видеть Венди, — сказал бармен.
Решетчатое окошко захлопнулось, и дверь отворилась. Хэйвей и Кратаван шагнули вперед, и створка тотчас закрылась за ними, загородив собой свет из большого зала.
Они оказались в такой темноте, что едва могли что-то рассмотреть, но затем глаза привыкли к сумраку, и впереди появилась неясная фигура еще одной хорошенькой девушки. В обеих руках она держала по корзинке с какими-то темными одеяниями. Позади девушки вдоль одной стены тянулся ряд шкафчиков, а с другой стороны чернели пустые кабинки для переодевания.
— Господа, — хрипловатым голосом обратилась она к гостям, протягивая каждому но корзинке, — не угодно ли вам переодеться в эти костюмы, а потом я провожу вас в комнату Вэнди.
— Что за… — начал Кратаван, но Хэйвей не дал ему договорить.
— Хорошо, э, Атали. Как вам будет угодно.
— Хороший мальчик, — прошептала Атали, затем дверь в дальнем конце комнаты открылась и закрылась, и девушка исчезла.
Спустя пять минут они совершенно изменились. Костюмы были сшиты из черного латекса и состояли из обтягивающих штанов и майки, в которых каждое движение причиняло неудобство, да еще из тесного капюшона с прорезями для глаз и носа. Хэйвей с трудом мог что-то видеть через эти отверстия, поскольку в помещении и так было довольно темно, так что он начал понимать, как трудно было посетителям рассмотреть друг друга.
— Пошли, Кратаван, — сказал он. — Давай поскорее покончим с этим делом.
Они не без труда добрались до двери. Набрав полную грудь воздуха, Хэйвей шагнул за порог и тотчас замер. Он не ожидал увидеть ничего хорошего, но то, что открылось перед его взором, превзошло все опасения.
Он оказался в огромной комнате, которую кто-то не без успеха попытался стилизовать под подземную темницу. Мерцающие факелы торчали в подставках на голых каменных стенах, пол был замощен большими плитами, а сводчатый потолок покрывали разводы плесени и хлопья пыльной паутины. Справа на стене висели цепи, кандалы и наручники, в которых были закованы несколько мужчин в темных костюмах и капюшонах, и стояло несколько подставок с хлыстами, плетьми и тому подобными предметами. В центре зала стояли орудия истязаний вроде дыбы и позорного столба, а в противоположной стене виднелись две двери с табличками «Детская» и «Гауптвахта».[129] Совершенно неуместным в такой обстановке казался уставленный дорогими напитками бар, за которым присматривал полуорк[130] в элегантном черном жилете.
Здесь тоже присутствовало несколько привлекательных девушек, одетых в облегающие черные кожаные костюмы, высокие сапоги и полумаски. На всех клиентах были такие же, как на Хэйвее и Кратаване, костюмы, лишь в одном или двух случаях немного измененные своими хозяевами. В частности, один тучный высокий человек, прикованный к стене наручниками, вырезал из штанов ширинку, и его
