– Э-э! Святое воинство, что у вас в руках – шашки или свечи?!
– Нашими свечами, святой отец, ведьма подавится! – взревели монахи, черным пламенем врываясь в гущу врагов.
Упоенные долгожданной битвой, Димитрий и Дато кружились на конях, увлекая Трифилия с монастырским войском. Они выворачивали колонну сарбазов, как шкуру медведя.
Димитрий облизывал губы, точно после крепкого вина. Матарс, сбросив повязку, кричал, что он видит обоими глазами. Дато обвязал рукоятку шашки платком Хорешани.
Даутбек бился рядом с Саакадзе.
Элизбар, Гиви и Пануш, словно одержимые, носились по полю, выкрикивая приказания Саакадзе и рубя.
Где-то рядом слышались охрипший голос Ростома и дикий рев дабахчи.
Упорно пробивался Автандил к Вердибегу. Вот уже близко развевается синее абу, вот он различает на кривой сабле бирюзу.
Глаза Автандила и Вердибега встретились.
Вердибег вздыбил коня, вскинул саблю и закричал:
– За отца!
– За отца! – выкрикнул Автандил и, привстав на стременах, нанес мечом резкий удар.
Вердибег, выронив саблю, откинулся на круп коня. Автандил спокойно вытер меч о чепрак ханского коня.
Рев взметнулся и словно повис в воздухе. Качнулась желтая масса. Упало иранское знамя. Первые опрокинутые сарбазы бежали через промежутки собственных колонн, внося хаос и увлекая за собой потерявшее управление войско. Сарбазы падали с коней, другие спешивались и отчаянно дрались.
За далекими виноградниками слышалось хевсурское «Лашари! Лашари!»
Оглашая равнину победными криками, грузины преследовали панически бегущего врага.
На востоке заалела заря. Чашечки полевых цветов раскрылись и тянулись к небу, словно пробуждаясь от тяжелого сна. Утренняя свежесть легла на окровавленную равнину.
Грудами лежали рассеченные воины, кони, перевернутые повозки.
Отрубленная рука еще сжимала клинок. Тупое жерло пушки зарылось в землю. Хевсурский щит придавил кизилбашскую шапку.
Ястребы кружились над изрытой равниной.
В Марткобском монастыре гулко ударил колокол.
Монахи с заступами спускались на равнину, издали казалось, черные крылья склоняются над павшими.
Саакадзе галопом въехал на бугор и оглядел равнину: несметными толпами бежали сарбазы.
Грузинская конница, размахивая клинками, гнала врага, не давая расползтись по лесам.
Тяжелый гул топота коней потрясал равнину. Знамя Иверии сверкало в лучах. На кольчугах и клинках брызгами разлеталось солнце.
Георгий Саакадзе, высоко подняв меч, рванулся вперед на своем Джамбазе.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Пеикар-хан нетерпеливо бросался навстречу гонцам. Но вести были все мрачнее. Тушины перерезали дороги Кахети. Путь к границе Ирана закрыт Зурабом Эристави. Стотысячное войско разбито в Картли и ринулось в Кахети, сметая пограничные заслоны. Карчи-хан и Вердибег убиты. Ага-хан неизвестно где. Об этом торопливо рассказывали прорвавшиеся вперед сарбазы. Они прибывали толпами, ободранные, голодные. Они сидели и лежали у стен ханского дома, молчаливые и покорные. Рядом валялись брошенные пики, ханжалы. Опрокинутый алебастровый лев с облупленной позолотой валялся под лестницей. В бассейне мокло деревянное колесо. Чей-то верблюд, поджав ноги, лежал на клумбе и равнодушно жевал розы. По Телави скакали курды. Они спешили к Гомборским вершинам.
Пеикар-хан метался. Но вот наконец подходит запоздалая помощь: ширванский и ганджинский ханы с войском. Статные, бритоголовые, с сильными затылками, они вселили уверенность в Пеикар-хана. Он даже решил воспользоваться гибелью Карчи-хана и Вердибега и прослыть победителем Непобедимого.
Ханы поспешили укрепить берега Турдо и Алазани. Переселенцы из Ирана, собранные со всей Кахети, вооружались и размещались на подступах к городам и деревням.
Кахетинцы с ненавистью следили за ханами и переселенцами, отнявшими у них лучшие виноградники и скот.
Ночью шуршали камыши, пропуская плоскодонные лодки. Грузины подвозили оружие и зерно.
Прятались в горных лесах и пещерах, ожидая Саакадзе.
Шептались:
– Георгий Саакадзе зовет, победу обещает, всегда слово держал! Идите, люди, под знамя Иверии!
Быстрые переходы, стычки на высотах, сторожевые башни в огне – это продвигается на север Кахети к Икалто Мухран-батони, уничтожая иранцев и расставляя свои посты.
На юг по Иори Георгий Саакадзе шел на соединение с Зурабом Эристави. Бои не прекращались. Дороги были усеяны трупами людей, коней и верблюдов, разлагавшимися под ярким солнцем. Тревожное ржание, лязг копыт и свист нагаек нарушали спокойствие прозрачной синевы, согретой золотыми лучами. Над головами воинов черными тучами кружились огромные жирные мухи. Жужжание звенело в ушах надоедливым напоминанием о смерти. Дружинники завязывали башлыками рот и, не переводя дыхания, проскакивали зловещее место. Долина Иори была очищена от сарбазов. Саакадзе, боясь заразы, переправил войско на левый берег.
Ночью, вблизи Гомборских вершин, Георгий Саакадзе встретился с Зурабом Эристави.
Вспыхнули костры. Чистилось оружие, песком стиралась вражеская кровь. Громко пелись веселые песни.
Зураб рассказывал Саакадзе о битвах арагвинцев о курдами.
«Барсы» окружили мествире. В честь Марткобской победы он нашил на свою короткую бурку три серебряных галуна. Он следовал всюду за войском Саакадзе и в походах и на привалах вдохновлял дружинников, сравнивая боевые подвиги Георгия Саакадзе с подвигами древних грузинских витязей.
И сейчас мествире раздул гуда, и дружинники подхватили:
Папуна вновь наполнил кожаную чашу, навощенную внутри. Вино блестело красноватой пеной. Мествире выпил, крякнул и стал настраивать гуда.
«Барсы» развеселились. Гиви раскраснелся от спора, клялся, он только мечтает уничтожить персов, потом вернется в родное Носте и займется стрижкой овец. Прибыльное и спокойное дело.
Папуна поддерживал Гиви – и он, Папуна, о стрижке всю жизнь думал:
– Ненавижу врагов, но по живому человеку не могу ударить шашкой. Поэтому никогда не воюю. А раз шашка не затупела, можно ею брить овец.
Квливидзе, подтрунивая над шашкой Папуна, советовал лучше давить виноград, тоже спокойное дело, а главное, веселое.
Веселый спор разгорался. Димитрий предложил выпить уже раздавленный виноград. Он хотел переубедить Папуна: разве живой враг не лучшее угощение для шашки азнаура?
Вдруг глаза Димитрия расширились, чаша выпала из рук, он вскочил.
Мерно покачиваясь на верблюде, приближался дед Димитрия. Деда сопровождали три вооруженных ностевца.
На встревоженный вопрос Димитрия, как деду удалось добраться живым, если сарбазы змеями
