он спрашивает номер. Как будто номер легче запомнить, чем название. Канительная, бюрократическая работа. Не понимаю, почему она нравится Вадиму?..
Заведующего складом не было. Вадим восседал за его столиком. Я сел напротив. Вадим посмотрел на меня:
– Ты что
– Не знаешь, что ли? – ответил я.
Хотя в складе никого, кроме нас, не было, Вадим наклонился ко мне и тихо проговорил:
– Крош, я нашел амортизаторы.
Я обалдел:
– Где?
– Пойдем! – Вадим встал.
– Но как ты оставишь склад?
– Запру.
– А если придут за деталями?
На это Вадим, как настоящий складской работник, ответил:
– Подождут.
Он запер склад и повел меня на пустырь. Все машины были на линии. Только на краю пустыря, у дороги, стояли пять машин, ждавшие отправки на авторемонтный завод. На их бортах мелом было написано: «В ремонт». Мы подошли к одной из этих машин и влезли в кузов.
В углу кузова что-то лежало, прикрытое кусками толя. Вадим приподнял толь, и я увидел амортизаторы. Совсем новые. Те самые, которые я получал на складе.
– Как они попали сюда? – спросил я.
– Понятия не имею, – ответил Вадим.
– Кто их мог сюда положить?
– Понятия не имею, – повторил Вадим, как попугай.
– Как ты их здесь обнаружил?
Вадим замялся:
– Совершенно случайно... Я что-то искал...
– Что ты искал?
– Я смотрел: нет ли чего подходящего для нашей машины, – признался Вадим.
– Продолжаешь шнырять!
Вадим поник головой:
– Как видишь...
– Вот к чему приводит твое шныряние, – сказал я.
– А что особенного? – возразил Вадим. – Если бы я не шнырял, то не нашел бы их.
– Эх ты, балда! Что хорошего в том, что ты их нашел?
Вадим оторопело смотрел на меня. Его толстая, румяная морда выражала полнейшее недоумение.
– Ты пойми, балда, – сказал я, – кто тебе поверит, что ты их нашел? Скажут, что ты их сам сюда положил. Вот что скажут. А если бы ты, балда, не шнырял, их бы нашел кто-нибудь другой, и мы были бы ни при чем...
– Что же делать? – спросил несчастный Вадим. – Ведь я хотел как лучше.
– С нами, дураками, так и получается, – с горечью сказал я, – мы хотим как лучше, а получается как хуже!
Конечно, я чересчур напугал Вадима. Можно взять эти амортизаторы и отнести их директору. Он поверит, что мы их нашли. И если человек будет вечно бояться, что ему не поверят, то он обречен на бездействие. Но если мы их сейчас отнесем к директору, то никогда не узнаем, кто их сюда положил. А положил их сюда Лагутин, вот кто! Чтобы в удобный момент вывезти. И, когда все узнают, что положил их сюда именно Лагутин, всем станет ясно, с какой целью он оклеветал меня.
И всем будет стыдно за то, что они поверили ему.
Значит, надо действовать осторожно. Нельзя трогать амортизаторы. Пусть лежат на месте. Надо только рассказать о них директору. Он примет меры...
Мы с Вадимом отправились в контору. Директора и главного инженера не было, они уехали в трест. Значит, вернутся поздно и вернутся сердитые. Они всегда возвращались из треста сердитые, там им давали нагоняй. За что – непонятно. Наша автобаза работала очень хорошо, перевыполняла план, вот уже год, как держала переходящее Красное знамя, но в тресте, наверно, хотели, чтобы мы работали еще лучше, и каждый раз давали нашему директору нагоняй.
Мы уселись на скамейке и стали ждать. Наши ребята ушли домой, но рабочий день еще продолжался. К нам подошел кладовщик, взял у Вадима ключи. И не сделал Вадиму замечания за то, что тот самовольно запер склад. Теперь я понял, почему приходится так подолгу ждать кладовщика: он нисколько не волнуется, что в цеху простаивают рабочие. Я сказал об этом Вадиму. Опять, как настоящий складской работник, он ответил:
– Вас много, а мы одни.
Я ему заметил на это, что он дурак.
Ожидать директора было довольно томительно, но мое настроение улучшилось. Теперь-то я развинчу эту историю. Узнает Лагутин, как клеветать на людей.
В три часа мимо нас прошла большая группа молодых рабочих. Они учились в вечерней школе, кто в девятом, кто в десятом, а некоторые даже в восьмом классе, и их сегодня отпустили с работы на два часа раньше.
Я сказал:
– Это очень хорошо, что они учатся, – повышается общая культура.
На это Вадим возразил, что они учатся не для общей культуры, а для поступления в вуз.
Мы заспорили, что следует понимать под общей культурой. Но тут прозвенел звонок. Вышла секретарша и сказала, что директора сегодня не будет, он задерживается в тресте. И мы с Вадимом решили отложить это дело до утра. Что касается амортизаторов, они спокойно лежали два дня, полежат еще ночь.
18
В этот вечер я пошел в клуб на танцы. Клуб принадлежит машиностроительному заводу. Но ходят туда все: других клубов в нашем районе нет.
Есть на нашей улице кинотеатр «Искра». Новое двухзальное кино с фойе, оркестром, певицей и буфетом. Но в кино посмотришь картину и уйдешь. А в клубе бывают вечера, спектакли, концерты, приезжают артисты, а по средам и воскресеньям устраивают танцы под джаз или под радиолу. Мы стараемся проходить в клуб без билета. Это удается только троим: Игорю, Вадиму и Шмакову Петру. Мне не удается.
Девиз у Игоря такой: «Человек искусства пользуется искусством бесплатно». Игорь считает себя человеком искусства. Он два раза снимался в кино, в массовках. И все главные деятели клуба – его приятели.
Вадим тоже трется в клубе, выполняет всякие поручения, считается там заметной личностью. И как заметная личность проходит бесплатно.
Шмаков Петр, наоборот, проходит как незаметная личность. Стоит у контроля, молчит, а потом незаметно проходит. Глядя на его серьезный, сосредоточенный вид, никак нельзя подумать, что он идет без билета.
В тот вечер, когда мы с Вадимом ушли с автобазы, не дождавшись директора, в клубе были танцы под джаз.
Я люблю танцы. Не так, как некоторые, видящие в этом смысл жизни. А приблизительно так, как любил Пушкин. «Люблю я бешеную младость, и тесноту, и блеск, и радость...» Мне нравится джаз. Книги, кино и джаз – вот, пожалуй, что я люблю больше всего. Если бы у меня были технические наклонности, я, наверно, любил бы что-нибудь более серьезное.
