Бодрикур (выпускает ее; другим тоном). Слушай меня хорошенько. Я человек добрый. Но не люблю, когда надо мной смеются. Я здесь хозяин. Ты меня лучше из терпения не выводи. Я ведь могу велеть тебя высечь за то, что ты силком прорвалась ко мне, и отослать тебя домой ни с чем, если, конечно, не считать синяков на заду. Я же тебе говорю, что люблю, когда мне удовольствие обходится дорого, — тогда меня по-настоящему разбирает, но если заламывают несуразную цену, получается обратное — всякое желание как рукой снимает. А что ты собираешься делать в Шиноне?
Жанна. Увидеть монсеньера дофина.
Бодрикур. Для деревенской девушки у тебя, как я посмотрю, губа не дура! Почему уж тогда не герцога Бургундского? Там хоть тебе может повезти — теоретически, конечно, — у герцога кровь горячая... Потому что, да было бы тебе известно, дофин насчет войны и женщин... Чего ты ждешь от него?
Жанна. Войска, мессир. Я встану во главе его воинства и освобожу Орлеан.
Бодрикур (совсем ее выпускает, подозрительным тоном). Если ты безумная, это уж другой разговор. Не желаю я впутываться в грязную историю... (Кричит в глубь сцены.) Эй, Будусс!
Подходит стражник.
Велика, братец, окатить ее водой и запри в темницу. А завтра вечером отправишь к отцу. Только не вздумай бить; не желаю я иметь неприятностей — она безумная.
Жанна (спокойно, хотя стражник держит её). Я охотно пойду в темницу, мессир, но когда меня завтра вечером выпустят, я снова явлюсь к вам. Поэтому лучше выслушайте меня сейчас.
Бодрикур (наступает на нее, вопит, колотит себя, как горилла, кулаками в грудь). Но, черт бы тебя побрал, неужели же ты меня не боишься?!
Жанна (смотрит ему прямо в глаза со своей обычной спокойной полуулыбкой). Нет, мессир, ничуть.
Бодрикур (озадаченный, останавливается и орет стражнику). Катись отсюда! Нечего тебе здесь слушать!
Стражник уходит.
(Немного встревоженно.) Почему же ты меня не боишься? А ведь я на всех страх нагоняю.
Жанна (тихо). Потому что, мессир, вы очень добрый...
Бодрикур (ворчливо). Ладно-ладно! Это смотря по обстоятельствам. Цену я тебе назвал.
Жанна (заканчивает фразу) ...а главное, очень умный. Мне еще придется убеждать множество людей, дабы выполнить то, что мне повелели мои голоса. И мне очень повезло: первый же человек, к которому я обратилась и от которого, в сущности, все и зависит, как раз оказался самым умным.
Бодрикур (поначалу слегка озадачен; потом небрежно, налив себе кубок вина). Ей-богу, странная ты девушка. Почему ты считаешь, что я очень умный?
Жанна. Потому что вы красавец.
Бодрикур (исподтишка взглянув на себя в маленькое металлическое зеркальце, висящее рядом). Ба! Двадцать лет назад, может, так оно и было: я женщинам нравился... Просто стараюсь не одряхлеть, вот и все. Но странно все-таки вести такие разговоры с простой пастушкой, которая свалилась вам как снег на голову. (Со вздохом.) В сущности, я здесь мохом зарос. Все мои подчиненные — мужичье, поговорить не с кем... Но раз уж мы с тобой разболтались, было бы любопытно услышать от тебя, какая, по-твоему, существует связь между умом и красотой. Обычно считается наоборот: чем, говорят, человек красивее, тем глупее.
Жанна. Считают так одни только горбуны да длинноносые. Значит, они не верят, что господь бог, если ему очень уж захочется, может создать нечто совершенное?
Бодрикур (хохочет. Он польщен). Ну, конечно, если смотреть с этой точки зрения... Но сама посуди: я, например, не урод какой-нибудь... а вот иной раз я думаю, так ли уж я умен на самом деле. Нет-нет, не возражай. Бывает, и взбредет в голову такая мысль... Тебе я могу в этом признаться, потому что ты кто? Ноль... А вот что до моих вояк, то, само собой, я гораздо их умнее. Ничего не поделаешь — ведь я командир. Если от этого принципа отказаться, то армии никакой не будет. Однако, видишь, с тобой-то я могу говорить открыто, так сказать, снизойти до тебя, тем более что вся необычность создавшегося положения, да и огромное социальное различие — ведь между нами пропасть — придают вполне безобидный характер нашей с тобой непринужденной болтовне... Однако подчас возникают проблемы выше моих возможностей... К примеру, просят меня решить какой-нибудь вопрос, ну, скажем тактический, что ли, или административный, и вдруг — хлоп! — в голове пусто, хоть шаром покати, а почему, и сам не знаю. Туман и туман. Ничего ровно не понимаю. Заметь, что авторитета я не теряю, держусь. Ну, конечно, приходится криком брать; а в конце концов, глядишь, и вынесешь какое-нибудь решение, Что для командира важнее всего — это вынести решение, любое, какое ни на есть. Поначалу вроде страшновато, потом, с годами, с опытом, замечаешь, что все равно одно на одно получается... что ни решай. Ясно, было бы приятно что-нибудь получше выдумать. Но Вокулер — глушь, дыра. Так бы мне хотелось хоть разок принять важное решение, ну, предположим, в масштабе края... не подати взимать с неплательщиков и не дезертиров ловить, а что-нибудь этакое необыкновенное, чтобы меня наверху заметили... (Прерывает свои мечты, глядит на Жанну.) Не пойму, почему это я с тобой, с козявкой, разболтался, и сделать-то ты ничего не можешь да еще, глядишь, сумасшедшая...
Жанна (с кроткой улыбкой). Я-то знаю почему. Мне голос был. Послушай, Робер...
Бодрикур (взрывается). С какой стати ты меня по имени называешь?
Жанна. Потому что это имя дал тебе господь бог. Потому что оно твое. А вот фамилия — так это и твоего брата и твоего отца. Слушай, Робер, миленький, и не вздумай снова рычать, зря это. Я вот и есть оно, твое решение, благодаря которому тебя заметят...
Бодрикур. Чего это ты мелешь?
Жанна (подходя к нему). Слушай, Робер. И первым делом забудь, что я девушка. Это тебя и сбивает с толку... Конечно, господь меня создал не уродом, но ведь ты такой же, как и все мужчины, тебе просто не хочется упустить удобный случай... Боишься, что в собственных глазах будешь выглядеть дураком... Ничего, найдешь себе еще девочек, поросенок паршивый, если уж тебе так приспичило грешить... Девочек, которые тебе и удовольствия больше доставят и меньше с тебя потребуют... Да уж и не так я тебе нравлюсь.
Он колеблется, боясь оказаться в дураках.
(Внезапно кричит сердито.) Если ты, Робер, хочешь, чтобы я тебе помогла, помоги и ты мне! Всякий раз, когда я говорю тебе правду, соглашайся со мной и отвечай «да», иначе мы с тобой никогда не договоримся...
Бодрикур (отводит глаза, пристыженно ворчит). Ну, нет...
Жанна (строго). Как так — нет?
Бодрикур. То есть я хотел оказать: да... Что верно, то верно. Не так уж я тебя и хочу... (Любезно.) Хотя, заметь, ты все-таки милашка!
Жанна (добродушно). Ну и хорошо. Хорошо... Да не
