– Спешка наша. – Баранов, начиная чувствовать боль, переступил с ноги на ногу. – Все норовят поскорее стрельнуть, поскорее фрица в сумку… Зачем? – спрашивал он, мельком взглядывая на ее спекшийся в жару кабины рот, на волосы, которые трепал ветер, и его решение взять с собой на Ельшанку не Веньку Лубка, а Бахареву представлялось ему сейчас не только оправданным, но единственным и обязательным. – А вот когда разместится в прицеле, тогда его бей!.. Коли враг открывается, его надо бить в сердце.
– Товарищ старший лейтенант, но я в него попала? Безжалостно правдивая, она была полна понятным ему смятением быстрой, непохожей на ожидание схватки, вместе с ним пережила впервые дохнувшую на нее вечность сближения, которым выцарапывается в воздушном бою победа.
– Куда?! – остановил Баранов механика, трусившего к его машине с ведерком краски.
– Звездочку малевать!
– Отставить!
Собственная правота, вопреки сомнениям и боязни торжествовавшая в риске и огне, служила Баранову лучшей наградой.
– Звездочку надлежит рисовать на самолете старшего сержанта Бахаревой!.. С левой стороны, повыше, чтобы все видели. Да без подтеков, ясно?..
Распоряжаясь звездочкой и наставляя механика, Баранов чувствовал, как прибывают в нем силы, в которых он так нуждался.
…Известие о том, что старший сержант Бахарева сбила немецкий бомбардировщик «Дорнье-215», распространилось быстро. Баранов и Лена были вызваны на КП дивизии к прибывшему из Москвы генералу.
– Зачем к генералу? – спрашивала Лена. – Я с генералом никогда не говорила…
– Поговоришь. Он тебе духи подарит…
– Какое имели задание? – без околичностей начал крупно сложенный рыжеватый генерал, подчеркнуто обращаясь к Баранову, летчицы как бы не замечая.
– Прикрыть с воздуха район Ельшанки…
– И как?
– В результате воздушного боя сбит немецкий разведчик «Дорнье-215».
– «Дорнье» – «Дорнье» и есть, а кто «горбатых» будет прикрывать?! – рявкнул генерал, имевший большие полномочия, но не имевший самолетов и летчиков, чтобы эти полномочия осуществлять. – Кто будет «ИЛов» прикрывать, старший лейтенант, я вас спрашиваю?! – генерал багровел, силясь и не умея установить конкретного виновника плохого прикрытия штурмовиков.
Лена слушала разнос, по-солдатски вытягиваясь в струнку.
Нелегко взять на себя ответственность за решение, навязанное превосходящими силами врага, едва ли меньшее мужество необходимо командарму, чтобы признать допущенный им просчет.
Испытанный способ подавления вражеской авиации, знакомый Хрюкину еще по Сарагосе и примененный немцами 22 июня почти на всем фронте вероломного вторжения, состоял в нанесении упреждающих ударов по аэродромам. Вот почему уничтожение самолетного парка на земле, как средство борьбы за господство в воздухе, составляло одну из важнейших задач Хрюкина под Сталинградом. Пытаясь блокировать узлы 4-го воздушного флота Рихтгофена, покрывшего все Придонье (1200 машин в боевом строю) наличными силами армии (в начале августа – 78 исправных самолетов), Хрюкин посылал на Морозовскую, Котельниково Обливскую, другие аэродромы экипажи одноместных штурмовиков «ИЛ-2» без эскорта истребителей. Да, оголенным боевым порядком, без прикрытия. «Надежная броня, скрытный подход к цели, умелое использование фактора внезапности, – обосновывал он свой приказ, – позволяют самолету „ИЛ-2“ вести боевые действия автономно…» Противник на примере Обливской опровергал его решение, и Хрюкин, отступавший от границы до Волги, рабом своей идеи не сделался.
Жестокие потери в штурмовиках вынудили генерала отказаться от их автономного, без поддержки истребителей, использования. На ходу исправляя свою ошибку, он вместе с тем призывал командный состав армии и впредь «избегать шаблона, застывшего трафарета и схемы» и первым себя понуждал к новому поиску, к новому риску, на войне столь в цене дорогому.
Командующий 8-й ВА генерал-майор авиации Т. Т. Хрюкин – командиру штурмовой авиационной дивизии Ф. Т. Раздаеву, 29 августа 1942 года. Сталинградский фронт:
«… Части 8-й ВА в течение трех недель беспрерывно ведут напряженную боевую работу, отдельные экипажи „ИЛ-2“ производят за день 2–3, а истребители 6 боевых вылетов, сопровождаемых жестокими воздушными боями, – летный состав устал. Отмечены случаи некоторого притупления бдительности в воздухе, проявления нездоровой нервозности, вспыльчивости на земле, в том числе факты применения без всякой необходимости личного оружия. Нервное перенапряжение ведет к неоправданным потерям в воздухе, чего следует избежать. В этих условиях необходимо особо тщательное проведение постановки боевой задачи – не как казенной меры, а как средства мобилизации всех способностей летчика на победу. Постоянным личным общением с экипажами „ИЛ-2“, личным опытом и показом своевременно устранять элементы неуверенности и недостатки, поддерживать высокий боевой дух.
Обращаю внимание, что ни в одном донесении, где говорится о невозврате с боевого задания «ИЛ-2», не сообщается, почему же они не вернулись, то ли сбиты над территорией противника, то ли подбиты и произвели вынужденную посадку на нашей стороне. Никто от командира дивизии до писаря не желает задуматься над этим. Требую покончить с таким положением, когда гибнущие летчики и ценнейшие самолеты перестали быть в глазах «штабных чиновников» людьми с боевым оружием, а превратились в отвлеченные статистические единицы…
В штурмовых полках только отдельные летчики, как капитан Смильский, и лишь в тех случаях, когда другого выхода нет, вступают в активный бой против «мессеров». Подобные факты личной отваги и мастерства заслуживают всяческого поощрения. О них должны знать также летчики истребительных частей, чтобы всегда стремиться на помощь «ИЛ-второму». Ибо с чувством одиночества победить нельзя. Победить можно, когда любовь к Родине, сознание кровного единства с лучшими сынами народа, не щадящими себя в этой битве, вытеснят из души все побочные чувства.
Невзирая на трудности подвижного базирования частей дивизии под натиском врага, предлагаю изыскивать способы и при первой возможности осуществить совместный разбор боевой работы
