Видимо, этот отдел имел какое-то отношение к партизанским отрядам. Данилов решил пока ждать.
- Разрешите?
В кабинет вошел майор с такими же зелеными петлицами.
- Ну что у вас, Новожилов?
- Мы связались по радио и получили ответ. Пономарев, начальник уголовного розыска Харькова, действительно находится в указанном вами соеднинении.
- Спасибо. Можете идти. Ну вот, товарищи, интересующий вас человек нашелся.
- Товарищ полковник, - Королев мельком взглянул на Данилова. И Иван Александрович увидел сразу повеселевшие глаза капитана. - Товарищ полковник, - продолжал он, - нам надо послать туда своего человека.
- Ну что ж. На этот счет также есть распоряжение замнаркома. Кто полетит? Кто-нибудь из ваших сотрудников?
- Нет, мои, к сожалению, все заняты. Придется послать кого-нибудь из наших коллег. - Королев кивнул в сторону Данилова.
- Прекрасно. Поторопитесь. Он должен быть у меня к двадцати одному часу.
Только теперь Данилов понял все до конца. Пономарев, тот самый Пономарев, о котором говорил Муштаков. Надо лететь к нему и показать фотографию того, кто выдал себя за Шантреля.
В коридоре Королев спросил:
- Знаешь, где мы были?
- Нет.
- У начальника штаба ОМСБОН полковника Орлова.
Данилов присвистнул.
- Так-то. Видишь, как я все организовал. Теперь знай лови своих бандитов.
- Фирма, - Данилов хлопнул Королева по спине. - Работа высокого класса.
- То-то. Кто полетит?
- Я.
- Нет, брат, не выйдет. Ты операцией руководишь, у тебя в руках все нити. Не выйдет.
- А жаль. Я на самолете ни разу в жизни не летал.
- Ничего, успеешь. Кончится война, возьмешь билет - и в Крым, с комфортом. Так кто полетит?
- Думаю, Муравьев.
- Это тот, молодой, с двумя шпалами?
- Тот самый.
- Вроде боевой парень. Не подведет?
- А чего сложного? На самолете туда и обратно, да карточку Пономареву показать. Всего страху сутки, - наивно, словно не понимая, ответил Данилов.
- Это точно. Дело пустяшное. Рейс Москва - Великие Луки с посадкой в живописных местах. - Лицо Королева стало строгим. - Все может случиться, Иван Александрович, ведь в тыл летят.
- Я за него ручаюсь, Виктор Кузьмич, а если моего слова мало, то возьми у нас в парткоме рекомендацию, которую я вчера ему написал. Для вступления в партию, между прочим.
МУРАВЬЕВ
Минут через сорок машина остановилась. По темным окнам скользнул узкий луч фонаря.
- Документы, - скомандовал кто-то невидимый в темноте.
Полковник Орлов, сидевший на переднем сиденье, протянул бумаги. Часовой внимательно читал их, потом передал еще кому-то. Наконец раздался голос:
- Пропустить.
Со скрипом распахнулись металлические ворота.
'Наверное, приехали на аэродром', - понял Игорь.
Еще минут десять машина шла в кромешной темноте. Муравьев из-за спины Орлова, напрягая зрение, пытался разобрать что-нибудь на черном экране лобового стекла. Сначала ничего не было, но потом привыкшие к темноте глаза начали различать большой предмет, лежащий на земле. Он пытался понять, что это такое, но так и не понял. Машина остановилась.
- Приехали, - обернувшись, сказал Орлов.
Игорь вышел на летнее поле, пошел за полковником. Постепенно контуры неизвестного предмета стали вырисовываться точно, и он понял, что это самолет. Вот только какой, Муравьев не знал.
К Орлову подошел военный и доложил, что все в порядке.
- Вот тот самый человек, которого приказано доставить в отряд, сказал Орлов. - Пойдемте, товарищ Муравьев, - повернулся он к Игорю.
Военный пожал Муравьеву руку, пробормотал фамилию.
- Скорее идите к трапу.
- Спасибо, товарищ полковник. - Игорь шагнул к Орлову.
- Не стоит, мы же одно дело делаем. - Он крепко пожал руку Игорю. Помните, если что случится, действуйте по обстановке, не забывайте о звании чекиста.
- Я все сделаю. - Голос Муравьева сорвался от волнения.
- А вот волноваться не надо, это же наша работа. Ну, счастливого полета. - Полковник легонько подтолкнул Игоря к машине.
У трапа его кто-то услужливо подсадил.
- Осторожно, осторожно, - предупредил чей-то голос.
Игорь, оступившись, шагнул в черный проем двери. В салоне пахло бензином, нагретым металлом и еще чем-то пахло, только вот чем, Муравьев никак не мог определить. Он сделал несколько шагов по покатому полу. Впереди в темноте светились приборы. 'Кабина', - понял Игорь и, больно ударившись коленом об острый выступ, почти упал на узкое металлическое сиденье у борта.
Колено ныло длинной пронизывающей болью, и Игорь подумал, что в такой ситуации ему только ногу сломать не хватает. Постепенно он освоился с темнотой и понял, что кроме него здесь есть еще люди.
Загрохотал пол под чьими-то тяжелыми шагами, с лязгом закрылась дверь. Потом взревел мотор, и машина, чуть подпрыгивая, покатилась по полю.
Сразу же вспыхнула маленькая лампочка над дверью кабины пилотов, и Игорь увидел, что у противоположного борта сидят три человека в комбинезонах и летных шлемах. В салон вышел стрелок, он, пройдя в хвост самолета, занял место у турельного пулемета.
- Если кто хочет, то курите, - бросил он на ходу.
Игорь достал папиросы, протянул пачку своим спутникам. Они молча взяли и так же молча закурили. Видимо, разговаривать с ним не хотелось. Муравьев приставать не стал. Он, прислонившись к борту, весь отдался новому ощущению полета.
Когда несколько часов назад в управление приехал Данилов и, вызвав его в свой кабинет, сказал: 'Собирайся, полетишь к партизанам', - он сразу не поверил. Начальнику отделения пришлось несколько раз подряд повторить эту фразу, пока смысл ее дошел до Игоря.
На инструктаж и сборы ушло около часа. Муравьев взял фотографию, спорол с гимнастерки петлицы, отвинтил орден, вместо милицейского герба прикрепил к фуражке звезду. В одном он слукавил. Свое муровское удостоверение не оставил в сейфе, а взял с собой. На всякий случай. Кроме того, в полевую сумку он сунул пять снаряженных обойм к ТТ. Всего получилось семь. Мало ли что. Тыл есть тыл. Только потом, через день, понял, как был прав.
И вот, сидя в самолете, Игорь думал о великой силе Закона. Если для многих других слово это было понятием абстрактным, то для него, человека, призванного охранять Закон, оно приобретало особо важный и глубокий смысл. Вот он летит в самолете. Летит над землей, на которой идет самая страшная в истории война. Для него гудят двигатели. Зачем пилоты вглядываются сквозь плексиглас колпака в темную даль, спрашивал он себя и сам отвечал: для торжества Закона, единственной правды, установившейся на одной шестой территории земного шара. Человек, пытающийся нарушить Закон, переступить через него, всегда бывает наказан. Рано или поздно, но наказан. Потому что так требует справедливость, имя которой Закон. Он не знал и, конечно, никогда не узнает, что приблизительно то же в течение двух дней говорил капитан
