– А распознавалка?
– И распознавалка встроена.
– Нет уж! – капризно объявила обезьяноненавистница Лера. – Если смотреть фильм, то на диване, с комфортом, в кайф. А это, я не знаю…
– А некогда с комфортом! – возразили ей. – Я вот в последнее время только аудиокниги и покупаю. Когда читать? А так: едешь – и слушаешь… между делом…
– Да, но проводки! – сказал я. – Как вообще можно с проводками в глазах…
– А у него что, линзы с проводками были?
– Ну да!
– Неолит, – вздохнул кто-то. – Сейчас уже таких не делают.
– А может, это вообще был не бот, – задумчиво предположил адвокат.
– Как это?!
– Так. Прикидывался. Помните, когда только-только сотовики появились? Ну и кое-кто из лохов под крутизну косил. Подберёт сломанный телефон – и делает вид, что кому-то звонит. Чтоб люди завидовали. Потеха…
– Неужели и такое было?
– Было, было… А теперь вот ботов из себя корчат.
– М-да… – скептически изрёк Труадий Петрович, и беседа прервалась. Гости и домочадцы ожидающе повернулись к хозяину.
– Ты же всех задолбал! – кричала Ева, с яростью креня штурвал своей «мазды».
На поворотах меня то вдавливало в дверцу, то прижимало к супруге.
Спаси, сохрани и помилуй нас, Господи, от обезумевшей женщины за рулём! Хорошо ещё асфальты сухие, а то бы и вовсе беда.
Сам я машину не вожу и вообще боюсь всего четырёхколёсного.
– Я зачем тебя туда взяла?..
Да. Кстати. Зачем?
– Я хотела показать тебе порядочных людей! Ты же одичал за два года в этой своей богадельне! Среди недоумков! Среди неудачников! Среди всяких… бабулек-дедулек! Ты сам стал как старый дед! Ты – пенсионер, понимаешь? Пенсионер без пенсии!..
Что ж, святые слова. Возразить мне было нечего. Но даже бы если было, поди возрази! Ещё взбеленится окончательно да врежется куда-нибудь!
– Ты хоть на дорогу смотри… – взмолился я, но услышан не был.
– Приколы эти насчёт крещения обезьян! Что за кощунство?..
– Тоже, что ли, в «подсвечники» подалась? – опрометчиво спросил я.
Скорость возросла. Вспомнилось, что место справа от водителя называется в просторечии сиденьем смертника.
– При чём тут это? – кричала Ева. – Сейчас такое время, что приличный человек просто обязан быть верующим! Обязан! Если ты атеист, тебя ни одна солидная фирма на работу не примет!..
Ну и глупо. Допустим, солидная фирма дорожит своей честью и не желает принимать на работу жуликов. Но в таком случае жулик должен быть идиотом, чтобы объявить себя атеистом! Так или нет?
– Ты с кем говорил? – кричала Ева. – Ты хоть знаешь вообще, с кем ты говорил? Ты же ему весь вечер слова не давал сказать! А у него память, как у слона, он всё сто лет помнит!..
В следующий поворот она вписалась, визжа покрышками.
– Останови… – не выдержав, попросил я.
– В чём дело?
– Мне плохо…
Мне уже действительно было плохо. Ева поспешно затормозила. То ли за меня испугалась, то ли за чистоту салона. Дождавшись полной остановки колёс, я отстегнул ремень безопасности и выбрался наружу. Постоял, успокаиваясь. В принципе мы находились уже в двух шагах от дома. Пересечь ночной пустырь – окажешься почти у подъезда.
Я захлопнул дверцу и двинулся по извилистой, едва различимой тропинке.
– Ты куда?!
– Домой! – не останавливаясь, бросил я через плечо.
В следующий миг нога моя ушла в пустоту, и я полетел в непроглядную бездонную тьму, впоследствии оказавшуюся довольно глубокой траншеей, по дну которой пролегала недавно отремонтированная труба.
Глава четвёртая
Грянулся дурак оземь и обернулся инвалидом второй группы.
Русская народная сказка.
Нет, насчёт инвалидности я, конечно, малость загнул. За перелом руки, пусть даже и в двух местах, кто мне её даст, инвалидность?
Всё-таки удивительная женщина Ева. А может быть, все они, женщины, в этом смысле удивительны. Целый вечер, вспомните, орала на меня и шипела из-за какой-то, прости господи, ерунды, а стоило мне сверзиться в траншею – будто подменили бабу! Стиснув зубы, ни разу не попрекнув, отвезла в больничный комплекс, подняла на уши всю травматологию (а час ночи, между прочим), чуть ли не профессора из дому вытребовала…
А ещё говорят, каков в малом – таков и в большом! По моим наблюдениям, как раз наоборот.
Зато теперь почти не навещает. Некогда, надо полагать. Дела.
Меня это, если по-честному, устраивает. Во-первых, отсрочка. Не нужно дёргаться, не нужно суетиться. Мне, знаете, настолько дороги мои проблемы, что я их даже и решать не хочу.
Во-вторых, есть возможность отдохнуть от этого вконец осточертевшего мира. Вернее, так мне поначалу казалось. Но в палате пять коек, три из них заняты такими же недоломками, как и я. Одна, слава богу, пустая. Не знаю, правда, надолго ли. И каждый из травмированных очень любит поговорить. Кем-то из них обо мне было сказано буквально так:
– Сидит молчит – отдыхать мешает…
Вчера принялись конаться, кто с какой высоты летел.
– Со второго? Салага! Я с шестого навернулся! С шестого!
– И всего один перелом?
– Так я ж в расслабоне падал!
Выпытав подробности моего увечья, пренебрежительно хмыкнули. Траншея! Ниже уровня земли.
А руку жалко. Хорошая была рука. Теперь она уже, наверное, такой не будет.
Что-то протухло в соседней тумбочке. Проснувшись утром, я с ужасом принюхался к собственной только что собранной и закованной в гипс конечности. Ни черта не понял. Пришлось встать и выйти в коридор.
Нет, вроде не от меня.
Успокоившись, вернулся в палату. Там уже просыпались. И первым делом, конечно, врубили репродуктор! Пока не втянули в неизбежный утренний трёп, одноруко умылся, почистил зубы – и на свежий воздух.
Вышел. Огляделся.
– Простите, пожалуйста. С вами можно поговорить?
Прямо передо мной с вежливыми улыбками ожидали моего согласия две милые глупенькие девчушки, и у каждой в руках наготове кипа глянцевых душеспасительных журнальчиков.
Иногда мне хочется всех поубивать. И даже не иногда.
Моё молчание было воспринято неправильно.
– Вы согласны с тем, что человек сейчас больше всего страдает от одиночества? – округляя от искренности глаза, спросила та, что повыше. – Даже находясь в толпе! Даже…
– Нет, – тяжко изронил я. – Не согласен.
Последовала секундная оторопь. К такому простому, напрашивающемуся ответу они почему-то готовы не были.
