Blackfighter
РАССКАЗЫ
МНЕ НЕ БОЛЬНО…
Штурм закончился вчера. Отряд выполнил свою часть операции: захват двух крупных заводов. Наверное, для разнообразия их решили защищать. Если можно назвать защитой несколько не слишком сложных ловушек в предсказуемых местах.
Прошлой ночью он вообще не спал. К рассвету закончили с заводом. Под самый конец один из солдат, даже не новичок, напоролся-таки на ловушку, получил прямо в лицо («Шлемы до выхода не снимать!» — снял… идиот!) порцию острых стрел. Обидно. Пришлось везти парня в лагерь. Может быть, это было поводом уехать из взятого города. То, что творилось после успешного штурма, он недолюбливал. Скучно было. Распорядился напоследок: «Привезите мне пару-тройку девиц посимпатичнее…»
Спать днем не любил, но с утра накатила усталость, сбила с ног и заставила задремать. Прямо в костюме повалился на койку. Мгновенно уснул, успев пожалеть напоследок — проснется, голова будет болеть до самой ночи.
Проснулся от стука в дверь. Глаза открывать было страшновато: по опыту знал, что ничего, кроме тошноты, серых мух перед глазами, злобы на все сущее, жажды, от которой не спасет ни вода, ни тонизирующий раствор, там не будет.
На пороге стоял тот самый солдат, что накануне получил указание привезти пленных. Хороший, исполнительный мальчик… за ним виднелось нечто женского пола.
Вот только бабы-горожанки сейчас и не хватало.
— Ну, давай ее сюда… молодец! — буркнул он, стараясь быть вежливым. — Хорошо.
— Остальные в подвале, где обычно. Но тут редкая штучка.
Сглотнул вопрос «и на кой ты эту штучку мне сюда приволок?!», посторонился, кивнул.
— Неплохо, ага!
Парень втолкнул добычу в комнату. Девушка пролетела пару шагов, упала на колени. Пока закрывалась дверь, поднялась. Повернувшись, он увидел горожанку стоящей прямо.
Небо пало на землю. Земля растворилась в море. Море взметнулось ураганом и сбило его с ног…
Она была высокой и статной. Отличная осанка, гордая посадка головы. Грива темно-каштановых волос, твердо и красиво вырезанные черты лица. Длинные сильные ноги, крутые бедра переходят в неожиданно тонкую талию. Пышная грудь.
Он рассматривал ее и равнодушным взглядом оценщика, и пошатываясь от внезапно обрушившегося неведомого доселе чувства. Противоречивость билась в горле кашлем.
Куда выше самого высокого из мужчин-горожан. Выше и намного крепче. Бледная кожа. Отчетливая прозелень в глазах. Полукровка? Откуда, почему? Невероятно! Да уж, парень постарался на совесть. Редкая добыча. Очень редкая. Любимому командиру в подарочек, чтоб его…
Она была хороша невероятно. Невозможно, беспредельно хороша. Чем? Он не мог ответить. Множество горожанок прошло через его руки. Попадались те, чья красота казалась безупречной. Но эта — как удар под броню, как пощечина, как смерч…
Что с ней делать?
То же, что и со всеми прочими? Нет. Невозможно.
А что еще делать с бабой из города, пленницей? Что еще?
Молча ухватил ее за волосы, — жестко, так как чувствовал под рукой не то чтобы сопротивление, но вовсе не привычную вялую от страха плоть горожан. Выволок вон из комнаты во двор.
Экскурсия по двору казарм, где как раз цвело веселье после штурма. Крики, стоны, запах крови и горелого мяса, режущий уши смех. Медленно провел ее мимо каждого из гуляк, держал за волосы, не давая отвернуться. Она и не пыталась. Смотрела огромными глазами, застывшими в прозрачно-зеленый лед, молчала. Даже не пыталась зажмуриться. Странная девочка.
Вернувшись в комнату, он швырнул подарок на пол. Зачем? Сам не знал. И, наклонившись, тихо внятно произнес:
— Будешь себя вести хорошо — будешь жить. Если нет, — кивок в сторону двери, усмешка. Одна из любимых «очень добрых» усмешек.
Потом поднял глаза. Зеркало как раз висело напротив. Даже удивился. Привычное зрелище: бледное лицо с тяжелыми чертами. Бледность еще больше подчеркивается черной тканью воротника-стойки. Накоротко состриженные белые волосы. Блеклый сине-фиолетовый оттенок глубоко посаженных глаз. Злая усмешка-оскал. Все на месте, но что-то не так… что?
— Поняла?
— Да… да. Я поняла, — неожиданно четко ответила девушка. Голос низкий, мелодичный.
Должно быть, любила петь там, у себя, подумал он — и удивился, что вообще такая чушь пришла в голову.
— Поднимайся. В углу душевая кабина. Приведи себя в порядок. Одежду выброси.
Платье и накидка ее были уже и изорваны, и заляпаны невесть чем — кровь, сажа, прочая дрянь.
Словно в трансе, девушка отправилась в душ — а он внимательно наблюдал, отслеживал каждый шаг. Упругая красивая походка. Гордый разворот плеч. При каждом шаге чуть подрагивают кончики прядей.
Да что ж за наваждение?
Что творится такое? На кой она сдалась, почему не получается отвести от нее глаза?
Шум воды казался бесконечным. Что можно столько времени делать в душе, он не представлял. Лежал на кровати, как всегда в ботинках, запрокинув ноги на бортик, и размышлял о том, что сейчас увидит. Одежду он велел выбросить, но не предложил другой. Горожане дурно относятся к наготе. Что сделает эта? Будет там прятаться? Рассмеялся вслух — и в этот момент кабинка отворилась.
Из его водолазки и полотенца в качестве юбки девица сотворила подобие весьма приличной одежды. Да, полотенце было небольшим, а потому «юбка» открывала ноги до середины бедра. Не в обычае горожан. Зато весьма красиво. Безупречной формы ноги…
Смеялся он долго. И удивительной наглости — напялить его водолазку, и дивному сочетанию ее с полотенцем, и растерянности на лице девушки, которая так и застыла в дверях кабинки.
Заставил себя сползти с кровати и даже дойти до склада, куда накануне привезли всю добычу из города. Обычно они брали мало, ту ерунду, что попадалась под руку: слишком редко пользовались чем-то из вещей горожан. Но почему-то какую-то часть городского хлама забирали. На складе нашлись два ярких женских платья, на вид маловатых, но подходящих.
Девушка сидела в комнате на полу, что-то вырисовывая пальцами у себя на голых коленках. Он швырнул ей яркий комок. Прямо в лицо.
— Переоденься.
Она опешила, напряженными руками отодвигая от себя тряпки.
— Это… оттуда?
— Откуда б еще? Надевай.
— Нет. Не буду. Это не мое.
— А то, что на тебе — твое? — расхохотался неожиданно для себя.
Думал — ударит за наглость, но было легко и хотелось все время смеяться. Головная боль куда-то делась. Он еще подумал — столько, сколько сегодня, я же не смеялся за последние три года. Но размышлять о чувствах было не в привычке его расы. Вернее, той расы, к которой он якобы принадлежал, и очень многое из обычаев которой усвоил, получив тело.
Щекотнуло мимолетное воспоминание — обнаженный человек на дороге. Транспорт с солдатами
