— У меня нет друзей среди бунтовщиков и изменников, — рявкнула она, прищуриваясь и ища глаза Эскера, но тот, как назло, смотрел куда-то в сторону.
— А у вас? — мило улыбаясь, поинтересовалась Эрин.
— Что — у меня? — вздрогнул эсбэшник.
— У вас есть друзья среди бунтовщиков и изменников? — с улыбочкой уточнила Эрин очень светским тоном. Кэсс подумала, что в словесной дуэли Эскера и Эрин Эррэс, если таковая случится, штаб-капитану Валлю удастся выдержать пять, от силы семь минут, дальше он будет с позором низвержен со своих высот туда, где ему самое место. На дно… Вот и сейчас он больше обратил внимание на интонацию и позу, чем на смысл вопроса, и на миг утратил нить беседы. Штаб-капитан Валль мог допрашивать аристократов, мог предъявлять им обвинения, решать их судьбы, но никогда не мог бы почувствовать себя не то что выше — равным.
— Что за вопрос… — проиграл очко Эскер, ибо улыбка с его лица сползла.
— Ну, вы так печетесь об их судьбе… — состроила глазки Ристэ.
Эсбэшник уже вполне взял себя в руки и улыбнулся ей в ответ.
— Думаю, что нет.
— А вдруг? — продолжила Ристэ, мило кокетничая. — Представляете, а вдруг там, в этом гарнизоне, сейчас сидит ваш коллега, одногруппник, родственник?
— Я сирота… — парировал Эскер.
— И неуч? — ляпнул Кэни, и Кэсс немедленно пнула его под столом ботинком.
— Почему — неуч? — удивился штаб-капитан, кажется, не обидевшись.
— Ну, родственников-то нет, а однокашников? — пояснила Кэсс.
— Враг Империи мне не однокашник и не коллега! — торжественно заявил Эскер.
— Какое удивительное совпадение взглядов… — негромко сказала Сэлэйн, и восьмерка пилотов в голос рассмеялась. Кэсс спрятала улыбку, вновь опустив лицо к стакану. Эскер сделал удовлетворенное лицо.
— А так и должно быть, господа! Предлагаю тост: за единство взглядов наших подразделений! — и поднял бокал.
На секунду зависла тишина, взгляды устремились к Кэсс. Она не стала ломаться, подняла в воздух, не чокаясь, стакан и провозгласила:
— За единство!
Поднося стакан к губам, она едва заметно звякнула кромкой стакана о зубы. Маленький знак «пью за совершенно обратное», принятый среди аристократов, которым нередко приходилось пить за что-то, за что пить не хотелось вовсе, и нужно было и продемонстрировать противникам согласие, и союзникам — свое истинное мнение. Так же поступили и остальные. Эскер, кажется, то ли не заметил, то ли не понял жеста. Или не подал виду, подумала Кэсс минутой позже. Не стоило обманываться в нем. Впрочем — пусть попробует придраться. Рознь между СБ и летным составом — традиция, и все претензии по этому поводу будут высмеяны даже его коллегами.
— Благодарю вас за приятный вечер… — откланялся через несколько минут Эскер и направил свои стопы к другому столику. Теперь ребятам из эскадрильи Эрга предстояло отбиваться от глупых вопросов. Кэсс посочувствовала ему, обвела взглядом своих. На лицах было легкое недоумение.
— Зачем приходил, чего хотел… — тихо сказал Эрмиан. — Сам-то понял?
— Думаю, понял, — тоже негромко сказала Кэсс. — Ребята, будьте с ним поосторожнее. Хорошо? И вообще — спать. Завтра, наверное, нас опять поднимут.
2. Танька: Курьер
Домой она приехала «на автопилоте». Воскресным днем муж был дома. Танька вошла, швырнув рюкзак под вешалку и сдирая с ног кроссовки, как всегда, не развязывая. С кухни тянуло табачным дымом. «Странно… — удивилась Танька. — Кто же это у нас курит?»
Оказалось, что курил муж. Танька первый раз видела его с сигаретой, но сейчас ей на это было наплевать.
Муж — Андрей — был мальчиком на пару лет старше Таньки, тоже худым и долговязым, с обычной внешностью мальчика-умника: очки, слегка обросшая стрижка, правильное, но сразу выдающее слабый характер лицо. Чуть скошенный подбородок, вялая линия губ, вечное выражение обиженной претензии на лице.
— Ну, надо же! Приехала. А почему не через год?
— Моя квартира, когда хочу, тогда и приезжаю… — буркнула Танька.
— Вот так? И когда хочу, уезжаю?
— Именно… — Танька взяла со стола пачку «Rothmans».
— Это что-то новенькое. Что, новый роман? — в интонациях Андрея проскользнуло что-то такое, от чего Танька взвилась.
— Хотя бы. Тебе-то что?
— Ну, красавица, я тебе вроде бы муж. Или как?
— Или как. Завтра подадим заявление, через месяц будешь «или как».
— Что-о?! — Андрей подскочил со стула. — Тебя по голове ударили? Кто? Враги? Интервенты?
Танька наконец-то прикурила сигарету, затянулась, резко выдохнула дым.
— Какая разница, кто меня чем ударил. Я с тобой больше жить не хочу.
— И как ты себе это представляешь?
— Очень. Просто, — раздельно выговорила Танька. — Бери все, что считаешь своим, и уезжай куда хочешь.
— Хорошо, возьму. Все, что считаю своим. Все, что я покупал для тебя, потаскухи. И вообще…
«Потаскуху» Танька пропустила мимо ушей, но все же насторожилась:
— Не забывай, что по закону я имею право на половину имущества. Квартира не считается. Она мне принадлежала до нашего брака. — Законы Танька знала весьма и весьма поверхностно, но если по работе ей приходилось собирать информацию, то она ее запоминала.
— Ну ты и стерва! — с ненавистью выговорил Андрей, сминая в пепельнице бычок. — Адвоката себе нашла в новые идиоты?
Танька устало рассмеялась.
— Ну, если в «старых идиотах» был программист, то должно же быть в жизни разнообра…
Пощечина была увесистой. Танька потерла щеку, смахнула с глаз автоматически выступившие слезы, посмотрела на Андрея в упор.
— А вот теперь — бери, что унесешь, и уматывай отсюда в ближайшие полчаса.
— С какой стати? — заорал муж.
— С такой. Ты в этой квартире не прописан и находишься здесь только по моему согласию. А оно кончилось. Сам пойдешь или в милицию позвонить?
— Стерва! Тварь! Дура… — захрипел Андрей, сметая со стола чашки и тарелки, швыряя на пол цветочный горшок с любимым Танькиным кактусом и пиная табуретку.
— Или психиатрическую вызвать? — участливо осведомилась Танька, но на всякий случай взяла с разделочного столика овощной нож.
Андрей продолжал избавлять дом от лишних чашек, тарелок и прочей посуды.
— Ну, поговорили. Я иду в ванную, когда выйду — освободи помещение. Завтра идем в ЗАГС, о разделе вещей поговорим перед этим. Приходи к четырем.
Танька заперла дверь на задвижку, но нож все-таки положила на край ванной.
Она набрала в ванную прохладной воды, бросила туда щедрую жменю морской соли с запахом жасмина, скинула с себя надоевшие несвежие шмотки и с наслаждением погрузилась в воду. В квартире происходил какой-то шум, но Таньке было все равно. Да пусть хоть все разгромит. Гитару бы не поломал, но, может, хватит совести? Да и то… плевать. Плевать на все.
