Черный истребитель

обреченности не исчезло. Снились ей невстреченные люди и незнакомые места.

Утром было еще хуже. Не было сил даже пошевелиться, чтобы встать с постели. Хотелось только лежать, свернувшись безвольным клубочком, и, закрывая глаза, выть про себя. Саша возился то в этой комнате, то в другой, готовя завтрак и собирая вещи, и не беспокоил ее, лишь изредка внимательно поглядывал. Танька была ему за это благодарна. Но, когда все, кроме нее, уже было вполне готово к отъезду, все же присел рядом с ней, еще раз заглянул ей в лицо.

— Что с тобой?

— Я не хочу никуда ехать. Я не хочу, чтобы ты со мной ехал. Я не хочу, чтобы с тобой из-за меня что- то случилось.

— А оно случится? — недоверчиво и беспечно спросил Саша.

— Случится! — выдохнула Танька, злясь на себя за то, что не в состоянии подобрать каких-то весомых и убедительных слов.

— Ну и что же — будем жить тут?

— Не знаю… — Танька уткнулась в подушку. Лицо горело, словно при простуде.

— Таня, у нас почти нет времени. Мы не знаем, когда Скиннеру надоест играть в доброго дядю. Можно сидеть здесь и ждать, когда нас найдут ребята Маршала. Можно поиграть в «казаки-разбойники» и положить их всех. Но когда сюда придет Скиннер и группа захвата, играть будет бесполезно. И до Маршала мы уже не доберемся. Понимаешь?

— Ну и что? — из подушки спросила Танька.

— Интересное кино, — в голосе Саши прорезались жесткие нотки. — Тебе уже все равно? А мне — нет.

Танька перевернулась на спину, села.

— Саша, солнышко, я не хочу потерять еще и тебя! Понимаешь? — голос сбивался на какие-то совсем уж птичьи вскрики.

— Да что ты заладила одно и то же?! — рявкнул Саша. — Ни черта со мной не случится, поняла, кликуша?

Танька прижала руку к щеке, зажмурившись, как от удара. Не было у нее сил на спор, не было у нее слов, чтобы убедить его. И от этого было совсем уж тошно, и было тяжело дышать — будто под ребра загнали нож.

— Вставай. — Саша цепко ухватил ее за плечи, поставил на пол. — Вставай, пей кофе, одевайся.

Танька тупо стояла перед ним, не шевелясь. Тогда он ударил ее по щеке, и ударил еще раз — по другой. Танька вздрогнула, издала боевой клич, толкнула его руками в грудь, потом попыталась пнуть в голень.

— Ты мне надоел со своими методами! — заорала она, ища взглядом, чем бы тяжелым в него кинуть. — Ты мне надоел со своими совершенно идиотскими методами! И только попробуй сейчас сказать, что сделал это, чтобы привести меня в порядок!..

— Нет, — покачал головой Саша. — Это за предательство.

Танька склонила голову к плечу так, что в шее что-то хрустнуло.

— Не поняла… — тяжелым взглядом упираясь в Сашу, сказала она. Саша посмотрел на нее ответным взглядом, которым можно было бы заколачивать сваи и пробивать корабельную броню.

— Не поняла? Ты втянула меня в эту историю. Ты хотела отомстить любой ценой. Из-за тебя вместо моей работы мне светит только шарашка Скиннера. И тебе же теперь наплевать на все, и ты готова валяться тут и ныть. Ты не меня предаешь — Димку. И этого я тебе не прощу.

— Профессионал… — вздохнула Танька. — Мастер.

— Да забудь ты про это. Все, кончилась моя карьера. Ясно тебе? Или не ясно еще? Все, все!.. — заорал на нее Саша, окончательно выходя из себя. — Я теперь могу делать все, что угодно, и вести себя, как угодно — это уже не важно! На это уже всем наплевать, и мне наплевать в первую очередь! Уже — все равно! Может быть, нас возьмут по дороге в Москву — и дальше уже будет что угодно, только не эта моя жизнь. Или через сутки — какая, к чертовой матери, разница!..

— Есть разница, — одним усилием взяв себя в руки, сказала Танька.

— Какая? — сбавляя обороты, поинтересовался Саша.

— У тебя осталась незаконченная работа. Вот сделаешь то, за что взялся — и там уже плюй, куда хочешь. Рано расслабился.

— Ты права, — кивнул Саша и улыбнулся ей. — Спасибо. Ты молодец.

Танька пожала плечами. Две ее жизни — прошлая и настоящая — плавно сливались в одну, и оказывалось — выученное в прошлой вполне может сработать и в этой. Странно было — странно понять это, когда уже было почти что поздно. И стыдно перед собой за то, что не поняла — раньше, за то, что отгораживала одно от другого глухой стенкой наивной убежденности в том, что здесь и там — несовместимо.

Выпив кофе, Танька быстро упаковала себя в одежду и вышла во двор. Саша задержался, устанавливая дом на хитрую сигнализацию, работавшую без электричества. Наконец он запер дверь, перевернул крючок, открыл ворота. Машина перед тем, как завестись, капризничала почти полчаса, Танька разозлилась и что-то такое из себя выдохнула, шипя. Машина дрогнула и покладисто завелась.

— Круто, — сказал Саша. — Зачем нам Скиннер, мы и сами с усами.

— Нам он низачем. А вот мы ему… Кстати, как ты думаешь — он тоже оттуда?

— Разумеется.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Танька.

— Не знаю. Я, наверное, теперь могу своих узнавать. Особенно таких, проявленных по самое не балуйся. С ним ведь ничего особенного не сделали — просто раскачали в нем здесь то, что у него уже было.

— Ничего себе… Да он же взглядом убить может!

— Ну, убить — это преувеличение, а вот подчинить себе — сможет. И что в этом удивительного? Если бы Империя не давила таких, у вас бы тоже хватало экстрасенсов. Скиннер, кстати, из ваших.

— Ну, мы кое-что умели. Конечно, нелегально…

— Вот в этом и разница, — улыбнулся Саша. — Давить естественные задатки — это ж надо додуматься!

— Только не говори, что у вас жизнь была раем, — улыбнулась в ответ Танька.

— Нет, конечно. Но, по-моему, гораздо лучше, чем у вас…

— Блин! — удивленно хлопнула ладонью по коленке Танька. — И вот мы так спокойно все это обсуждаем!

— А в чем дело? — не понял ее Саша. — Что такого?

— Саш, ну ты же еще неделю назад про все это знать не знал. Фантастикой ругал. А теперь вот сидишь тут и обсуждаешь со мной…

— Ну и что? Не знал — узнал. И обсуждаю. Потому что очень хочется. Что тебя удивляет?

— Да дикая какая-то ситуация. И, главное, ну почему тебе так просто? Меня знаешь, как плющило? Что меня, за пару ночных кошмаров в больницу отправили? Да нифига ж! Я вообще не понимала, на каком свете живу. А ты — ты же нормальный. Тебе даже не дико обо всем этом со мной разговаривать!

Саша немного подумал.

— Ну, может быть, то, что это случается в детстве — неправильно. Потом расспросим Скиннера.

Таньке вновь показалось, что ей вогнали нож под ребра. Не было у Саши никакого «потом», только она не знала, как об этом сказать. И имело ли смысл говорить, можно ли еще было что-то изменить. Разве что — взять телефон и набрать выученный наизусть номер. Но — этого Саша не простит. Бессилие бесило. Никогда она не умела смиряться с безнадежным — но не видела выхода из тупика.

— Куда мы едем?

— Поговорить.

— С кем?

— Угадай.