детдому. Им пригодится.
— Точно! — загорелась Эри. — А вот мы сейчас остатки бабкиного барахла перетасуем. Что на выброс, а что сиротам.
Теперь хлам раскладывался на две кучи — на помойку и на отдачу.
— Что, шубу тоже детдому? — удивилась Танька, разглядывая потертый, но достаточно пристойный лисий полушубок.
— Ты меня представляешь в этой шубе? — засмеялась на весь дом Эри.
— Не-а…
— Вот и я не представляю.
— А родителям?
— У меня родители — защитники животных. Они мне за такое предложение эту шубу знаешь, куда запихают? А она большая, плохо влезать будет…
— Продвинутые у тебя родители…
— А то! — радостно кивнула Эри. — Как ни послушаешь наших — не предки, а уроды какие-то. Сплошь детишек по дурдомам рассовывали. А у меня предки — супер! Хиппи, кээспешники, туристы, всякое такое. Я выросла-то по походам. Меня маманя в полгода первый раз с собой потащила. На байдарках. Вот это мать, скажи, а?
— Да уж.
— А когда меня сплющило, она послушала-послушала, и нашла какого-то буддиста. Махаяна, брахмапутра, всякое такое. Но дело не в брахмапутрах, а в том, что он меня какими-то травками отпаивал и про реинкарнацию популярно объяснял. И все было супер.
— Вот же везет некоторым… — с белой завистью сказала Танька. — Ну везет же…
Эри рассмеялась.
— Да ты не волнуйся, командир. Теперь все будет — зашибись. Герцог, он знаешь, какой! Ого-го.
Танька покраснела, опустила глаза и, не выдержав, счастливо улыбнулась.
— Ага! — продолжала Эри. — Без него все, наверное, развалилось бы уже давно. Разделилось бы на настоящих, которые спились или скололись бы, и на примазавшихся, которые бегали бы вокруг, рассказывая чужие сказки.
— А что, и такие есть? — удивилась Танька. — Примазавшиеся?
— Как же без них, ага, — пожала плечами Эри. — Тянет, понимаешь, людей на романтику.
— Где же романтика-то? — не врубилась Танька. — В чем она?
— Для тех, кто
В дверь позвонили.
— О! А вот и детдом. У наших-то ключи.
На пороге стоял хлипкого вида парень в потертой нейлоновой курточке. Танька с интересом посмотрела на него — сверху вниз, обнаружив, что плечи у нее, пожалуй, пошире будут.
— И вы это как, сами собираетесь выносить? — задумчиво сказала она, обводя руками коридор, в котором мебель была сплошь усеяна желтыми листками.
— Нет. У меня там внизу грузчики, — утробным басом заявил парень, и Танька, не выдержав, хихикнула — настолько голос и телосложение не сочетались между собой.
Два дюжих грузчика довольно быстро опустошили квартиру. Парень в курточке, нагруженный под завязку двумя тюками с вещами, долго благодарил, стоя на пороге, и Танька с Эри устали с ним прощаться.
— Ну, улучшили, стало быть, свою карму, — улыбнулась Эри, огляделась и ошеломленно хлопнула себя руками по бедрам. — Ну нифига ж себе…
Было чему изумляться: вдруг оказалось, что квартира — весьма большая и удобной планировки. Мебели осталось ровно столько, сколько было нужно нормальным людям. И даже чудовищного вида обои — коричневые в песочный цветочек в одной комнате и серо-красные в другой — не особо портили общую картину. Но по углам были кучи пыли и мусора, а полы — истоптаны грузчиками.
— А вот мы сейчас как вымоем все это… — хищно оглядываясь, заявила Танька.
— Ура! Даешь рейд за чистоту!
— За свободу! — вскинула вверх левую руку в салюте Танька.
— Освобождение-е! — завопила во всю глотку Эри, и Танька уронила челюсть. Все ей вдруг стало ясно, но говорить об этом было не нужно, да и не было тех слов.
Все было сделано весело и в ударном темпе — и выметены и вымыты дважды, с порошком, полы, и расставлена заново, удобно, мебель, и вытряхнуты оставленные покрывала и спальники. Книги стройными рядами выстроились на освобожденных от литературы советских времен полках, уцелевшие кастрюли и сковородки спрятались в кухонный шкаф.
В меньшей комнате уцелели два стола под компьютеры, диван, книжный шкаф и шкаф для одежды. Во второй — диван, два кресла, стенка, зиявшая свободными местами для новых книг, журнальный столик. Вместо пыльных штопаных ковров был начисто вымытый, блестящий линолеум.
— Натуральная казарма, — с удовольствием сказала Эри. — Вот теперь купим стиральную машину, а то все говорили — когда мебель выкинем, тогда и купим. Ну не молодцы ли мы, командир?
— А то! — кивнула Танька, уже второй раз моя лицо и руки с мылом.
Когда замок двери заскрежетал, и в прихожую вошли Рыжий и Герцог, лица их вытянулись, а челюсти устремились к ботинкам.
— Рыжий, мы, кажется, к соседям зашли? — удивленно сказал Герцог.
— Ну, эти ботинки, — показал под вешалку Рыжий, — определенно мои. Я узнаю их в лицо.
— Ага! Обалдели, да? — вышла в коридор Эри. — Вот так-то вот. Я тебе, заразе, сколько раз предлагала все лишнее повыкинуть? А ты все — да надо позвать кого-нибудь, да мы сами задолбаемся… Вот, мы с командиром в момент справились. И не задолбались, ага!
— Мощно, — сказал Рыжий. — Что, и шкафы сами выносили?
— Вот еще. Мы объявление повесили, так тут же приехали, сами все вынесли и еще и ручки нам на прощание расцеловали.
— А ты еще объявление повесь, чтоб приехали, покрасили и обои переклеили, — предложил Герцог.
— Командир, ну ты посмотри на этих оболтусов! Нет, чтобы сказать — а вот сейчас мы все переклеим и перекрасим! Тьфу на вас, противные. Уйдем мы от вас, будем жить сами. Правда, командир?
Танька задумчиво посмотрела на Эри, потом на Герцога.
— Неправда, — сказала она, улыбаясь.
— Вот именно, — погрозил Эри пальцем тот. — И не сманивай мою любимую женщину.
Танька в очередной раз покраснела от смущения и спрятала глаза.
После ужина — вареной картошки с брынзой и укропом — Герцог отвел Таньку в комнату, внимательно посмотрел на нее.
— Я так понимаю, ты здорово устала.
— Ну, не то чтобы совсем… А что?
— Нашли мы берлогу Маршала. Завтра туда прокатимся. Он не один, там пасется еще пара каких-то парнишек, может, и с пушками. Так что в таком виде я тебя туда не потащу. А тебе там быть нужно по- любому. Будем разговоры разговаривать.
— Да о чем с ним разговаривать! — возмутилась Танька. — Пристрелить его, и все тут.
— Пристрелить всегда успеем. Да и не за что, в общем.
— Как это не за что? А за тебя? А за меня?
— Ну, за себя я ему просто поотбиваю жизненно важные органы. А за тебя… примерно то же самое.
— Такой добрый?
— Нет, такой справедливый. Насильно он тебя ни во что не втягивал, хоть и скотина.
— Ну, я же не знала, чем занимаюсь…
— У людей так не бывает — чтоб не знал, и не совался, — улыбнулся Герцог. — А рассказать ему,
