– Не надо. – Бахтин шагнул в камеру.
Снесарев сидел на нарах. Это был уже не тот щеголеватый господин, любивший застолье и бильярд. За день на помятом лице появилась черная тень намечающейся щетины, куда-то исчез безукоризненный английский пробор, платье измято, рубашка несвежа. – Я вас не разбудил? – осведомился Бахтин. – Какой тут сон, господин Бахтин. – Тогда перейдем к делу. – А который час? – Два ночи. – Какое же у вас ко мне дело?
– Как говорят наши чиновники – казенная надобность. Пока вы привыкаете к вашей будущей судьбе, я и мои люди собрали о вас справки. Неутешительно, доложу вам, неутешительно. – На что вы намекаете?
– Да какие здесь намеки, сударь мой. Извольте по порядку. Освобождение ваше от службы воинской липа, контора биржевая тоже, у вас даже счета в банке нет, в клубе вас знают как нечистых игроков, а пристав вашей части нашептал мне кое-что о туфтовых векселях, которые вы учли. Вот видите, сколько мы интересного узнали о ваших делах всего за несколько часов. А за неделю, другую мы полностью составим ваше жизнеописание фармазона и мазурика. – Что вы хотите, господин Бахтин?
– Правды, неужели вы думаете, что я поверил в вашу сказку о проигрыше? Чем вы связаны с Зоммером?
– Он сделал нам освобождение от армии, ну и взял на крючок. – Что вы для него делали? – Мелочь, сбывали кое-какие вещи. – Какие?
– Иногда золотые изделия, иногда кокаин. Сведения о разных людях собирали. – О ком? – Дайте закурить.
– Извольте, – Бахтин протянул портсигар, – берите с запасом, оставьте мне парочку. – Благодарю. – Так о ком же сведения?
– В основном, о людях, имеющих редкие драгоценности. – Значит, вы в свете вращались?
– Да куда нам. Кое-что есть у актрис, кокоток, скупщиков краденого, у разных людей. – Что еще? – Да все, пожалуй.
– А каким боком, кроме телефона, вы к этому делу причастны?
– Он приказал нам обыграть племянника Немировского, морского капитана. – Вы обыграли? – Конечно. – Он рассчитался сразу? – Нет, мы ему дали срок. – Он принес деньги? – Все до копейки. – Сколько? – Пять тысяч. – Зачем ему это было нужно? – Не знаю. – Вы не все мне говорите. Что вы еще знаете? – Мы свели его с бежавшим с фронта поручиком. – Копытиным. – Да. – При нем были ценности?
– Я их не видел. Но слышал, что их приобрел Зоммер. – Откуда вы знаете Копытина?
– Он друг Коломина, когда-то на две руки они играли в карты. – Проще – были шулерами? – Да. – Где прятался Копытин? – У Коломина.
– Ну вот видите, как много интересного вы мне рассказали. Вы, видимо, вообще много знаете? Снесарев молчал.
– У вас есть три пути. Первый – суд. Второй – фронт. Третий – стать моим агентом. – А вы будете платить мне? – Конечно, за стоящую информацию. – А воинский начальник?
– С ним я договорюсь. Только помните, никаких исчезновений и иных штучек. Найду из-под земли и по плечи в нее вобью, – жестко сказал Бахтин. – Да куда мне.
– Утром вас выпустят. Завтра в гостинице «Виктория» на Казанской, номер семь в два пополудни.
Ну вот и сладилось дело. Не рассказал Бахтин Снесареву, что его дружок Коломин просто отказался говорить с ним. Курил, молчал, зло поглядывал на Бахтина, а в конце разговора сказал:
– Вы меня не пугайте. Я вас не боюсь. К суду меня привлечь вам же дороже, адвокат в две минуты развалит ваши доказательства, а фронт… Ну, что ж, попаду в школу прапорщиков, а там посмотрим.
Бахтин шел домой и думал о том, как завтра утром они будут брать Зоммера.
И впервые за многолетнюю службу в сыске у него проявилось злорадное чувство некой непонятной радости. У подъезда дома его дожидался сыщик из летучего отряда. – Что тебе, Фирин?
– Старший просил передать вам, что объект приехал домой. – Вы хорошо там все обложили?
– Так точно, Александр Петрович, не беспокойтесь. Господин Литвин с дворником поговорил, и тот раскололся. Оказывается, у них два дома, потайной дверью соединенных. Там мы все ходы закупорили. – Передай Литвину, без меня не начинать. – Передам.
Бахтин открыл дверь и услышал осуждающее мяуканье. На пороге сидела Луша и недовольно смотрела на него глазами-пуговицами. В коридор вышла заспанная Мария Сергеевна.
– Полдня бедная кошка у дверей просидела, а хозяина нет, как нет. Если меня не жалеете, так хоть тварь несмышленую…
– Сергеевна, надоело, – весело сказал Бахтин, – сообрази поужинать.
– Хорошие люди скоро завтракать начнут. Сейчас подам.
Мария Сергеевна накрывала на стол, бубня о том, как спокойно служить приставом. Бахтин выпил рюмку коньяка, закусил немного. – Теперь спать.
– Письмо вам принесли, – вдруг вспомнила Мария Сергеевна и вынула из кармана фартука продолговатый, изящный конверт. – Кто принес? – Посыльный.
Бахтин вилкой вскрыл конверт. И остановилось на секунду дыхание, горячо и сильно забилось сердце. Он узнал почерк Лены Глебовой.
А буквы прыгали перед глазами, никак не могли построиться в шеренгу.
Он положил письмо, выпил еще рюмку, закурил. Потом взял голубоватый листок.
«Саша, милый! Тебе грозит опасность. Телефонируй мне по номеру 86-24. Лена».
Последний раз он видел ее в Москве. Случайно. Он зашел со своим московским коллегой в кафе «Сиу» на Кузнецком. В самое людное и элегантное место. Вошел и застрял в дверях. В углу за столиком сидела Лена с отцом.
Бахтин сдержанно поклонился и сел спиной к ним. Но встреча с коллегой была испорчена. Он никак не мог сосредоточиться, отвечал невпопад, ел и пил, не ощущая вкуса. И сделал все возможное, чтобы поскорее уйти. Как-то Кузьмин сказал ему: «В незаконченности – вечность».
Видимо, прав был его единственный друг. Возможно, женись он на Лене, и все пошло бы своим чередом. Сначала бы ушла страсть, потом любовь сменилась бы нежностью и уважением. А может быть, и не сменилась?
«Саша, милый…» – перечитал он еще раз начало письма. Эта строчка была ему значительно важнее, чем предупреждение о какой-то опасности.
Эти два слова говорили ему о главном. Лена помнит его и, может быть, еще любит.
Бахтин закурил, постоял у темного окна, разглядывая одинокий фонарь, бессмысленно пытавшийся справиться с темнотой, и пошел в спальню.
Слово «милый», написанное знакомой рукой, вернуло ему утраченное спокойствие. Завтра он протелефонирует Лене, услышит ее голос, а может быть, даже увидит ее. Все может быть.
Он разделся и лег. Луша устроилась рядом с подушкой и заурчала тихо. И он заснул сразу же, как в детстве после счастливого дня.
Осень в Петрограде – пора паршивая. Тучи наползают на город и клочковатая мгла, как вата, закрывает улицы. А еще дождь. Он начинает моросить занудно и долго. Мелкий, холодный, бесконечный.
Филиппов сидел на кухне и пил чай. Горничная с опаской подавала ветчину и буженину строгому генералу.
Если бы она знала, что форма сия взята из костюмерной сыскной полиции и получена в свое время по личному распоряжению начальника, подогнанная точно по его размеру. Любил Владимир Гаврилович генеральский мундир. И конечно, думал о том, что, как и покойный Путилин, станет «превосходительством», но время шло, днями ему в отставку, а носил он чин статского советника.
Если переводить на военный язык, то соответствовал сей чин давно упраздненному воинскому званию бригадира.
То есть был он между полковником и генералом. Особа пятого класса по табели о рангах. Но кому же не хочется стать «превосходительством», поэтому и надевал иногда Филиппов генеральский мундир,
