Луша уже лежала на диване в ожидании хозяина. Как смеялись все, когда он отправлял в Москву этот старый с истертой кожей диван. А он все равно притащил его за собой, потому что тело его знало каждый бугорок, каждый провал в этом старом чудовище.
Бахтин разделся и лег на прогудевшие радостно пружины.
Луша недовольно уркнула. Часы в гостиной отбили двенадцать раз. Ему показалось, что он и не спал совсем.
– Батюшка, Александр Петрович, проснись же ты, – трясла его за плечо Мария Сергеевна. – Страсти- то какие, горит Москва.
Бахтин вскочил, накинул халат и вышел на балкон. Правее, в районе Пресни плясали языки огня. Звенели где-то вдалеке пожарные повозки, трубили рожки. Пожар был сильным, значит, жди звонка.
Бахтин начал быстро одеваться в форменную полевую одежду.
Привыкшая ко всему Мария Сергеевна уже несла в кабинет кофе и бутерброды.
На столе грянул телефон. Он не зазвонил, а именно грянул, потому что глуховатому прошлому владельцу умельцы-телефонисты поставили какой-то чудо-звонок, который звучал, как колокола громкого боя на миноносце. – Бахтин.
– Господин начальник, докладывает дежурный надзиратель Комаров. Пожар первой категории на пресненских складах «Земгора». – Чьи склады?
– Я же докладывал. Земского союза, на Брестской части, авто за вами выехало, господин начальник.
– Смотрите, господин начальник, как горит-то, – сказал шофер, когда они поворачивали в сторону Пресни, – словно весь город занялся.
В отблесках пожара жила какая-то мрачная красота. Казалось, что пылает весь город от Арбата до Камер-Коллежского вала.
Окна в домах стали темно-рубиновыми, желтый свет фонарей смыли яростные краски стихии, даже фартуки дворников, выскочивших на улицу, были, как у мясников, в жирных красных пятнах.
Чем ближе они подъезжали, тем отчетливее доносился шум беды: яростный треск огня, звон пожарных колоколов, бешеный стук колес по булыгам и человеческие голоса.
– Сюда нельзя… – начал было худой околоточный, командовавший оцеплением, но, признав машину сыскной полиции, отскочил почтительно.
В воротах метались пожарные и городовые. Они складывали у забора тюки, ящики, бочки.
Треск, шипенье, грохот пожарных насосов слились в одну чудовищную ноту.
Бахтин вышел из авто и, заслонив ладонью лицо, пошел к пожару.
– Я здесь, Александр Петрович, – сказал появившийся из дыма Кулик. – Где городовой? – Убит. – Как убит? – Видимо, из револьвера. – Значит, поджог? – Думаю, да. – Где труп? – Прошу со мной.
От гаснущих складских стен шел тошнотворный запах гари.
Городовой лежал на спине, чуть поодаль стоял на треноге фотоаппарат и два человека, один в форме полицейского врача, второй – с петлицами судебного следователя, что-то внимательно осматривали.
– Помощник начальника сыскной полиции, колежский советник Бахтин. – Он приложил руку к козырьку.
– Рад знакомству, судебный следователь Брестского участка коллежский советник Шабальский Ананий Николаевич. Следователь протянул руку.
– Полицейский врач, надворный советник Лямис Генрих Францевич, – представился доктор.
– А это наш чудо-фотограф, господин Тарасов, – сказал Кулик.
– Рад составить знакомство. – Бахтин всем пожал руки. – Что скажете, доктор? – Стреляли в затылок. Думаю, из браунинга. – Почему так думаете?
– Выходного отверстия нет, дырочка аккуратная. Найду пулю, решим. Бахтин наклонился к убитому, осмотрел труп. – Сыщики здесь? – Так точно, – ответил кто-то за его спиной. – Ищите шпору. – Не понял, господин начальник.
– Вторую шпору ищите. Господин Тарасов, сфотографируйте его сапоги. – Слушаюсь. – Посадите его, – скомандовал Бахтин. – Это как? – Обычно, на задницу. Два сыщика посадили труп.
Бахтин наклонился, внимательно рассмотрел мундир. – Валентин Яковлевич, где здесь был цемент? – У входа в караулку. – Она сгорела? – Да нет, караулку построили недавно из кирпича.
– Попрошу Тарасова сфотографировать крупно спину мундира и брюки покойного. – Бахтин снял шинель, протянул доктору. – Подержите-ка, будьте так добры.
Он присел на корточки и начал разглядывать землю. – Где шпора, сыщики? Никто не ответил. Бахтин поднялся и медленно пошел к караулке.
– Вот она, господин начальник. – Сыщик протянул Бахтину шпору с разорванным ремешком- креплением. – Нашли у порога караулки? – Так точно. – Где? – Пойдемте.
Сыщики светили потайными фонарями, у приступка караулки во вмятине лежал еще один обрывок ремешка. – Я специально оставил, – сказал сыщик. – Фамилия? – Полицейский надзиратель Баулин.
– Молодец. Зови фотографа и прикажи городовым стать от трупа до сторожки коридором, сажен в десять ширины, и никого не пускать. – Слушаюсь.
– Да, и свет мне нужен, много света в сторожке. Достаньте лампы, свечи.
– У нас, Александр Петрович, переносное освещение есть, как при съемке фильмы, его Кошко завел. Вы же не успели познакомиться с нашей криминалистической частью. А вот и они подоспели.
К Бахтину подошли Маршалк и два чиновника в форме.
– Наши криминалисты, – сказал начальник, – командуйте, Александр Петрович.
– Господа. – Бахтин видел этих людей вчера, когда ему представили служащих управления, но именно сегодня он собирался вплотную знакомиться со всеми. – Мне нужен свет в караулке, и видите следы?
– Так точно. – Один из чиновников наклонился, зажег фонарик, рассматривая след. – Сейчас загипсуем.
Через несколько минут в сторожке зажегся свет. Удивительно, но помещение почти не пострадало от огня. Видимо, поджигатели не приняли во внимание ветер.
– Что еще делать? – спросил юркий, как мышь, надзиратель Баулин, – Гильзу ищите от браунинга.
– А если, к примеру, убийца стрелял из «велодога» или «лефоше»? – Значит, потянем пустышку.
– А вы, господин начальник, бегами интересуетесь?
– Нет, Баулин, просто когда я, как вы, был надзирателем, я ипподром по службе частенько навещал.
Так, сторожка: шкаф, диван у стены, ходики и портрет царя на стене, стол, два стула, один упавший, на столе початая бутылка коньяка, два стакана, круг колбасы, нож, – Бахтин поднял стул. – Валентин Яковлевич, присядьте. Баулин. – Слушаю, господин начальник. – Смотри!
Бахтин достал наган, приблизил ствол к голове Кулика.
– А почему вы, господин начальник, думаете, что он стрелял в упор? – Что это лежит? – Где? – На полу. – Фуражка городового. – Посмотри на тулью. Видишь? – Так точно, обожжено сильно. – Отсекатель у браунинга с какой стороны? – С правой. – Тогда ищи. Спасибо, Валентин Яковлевич.
– Александр Петрович, – на пороге появился следователь, – что думаете?
– А что здесь думать-то, Ананий Николаевич. Думаю, дело было так. Пришли двое. Городовой Полуянов их знал. Эти двое были не просто хивинцы, а люди состоятельные. – Почему так считаете?
– Они наследили очень. У порога след мужской туфли, весьма изящной, и следы офицерского сапога со шпорами. Потом глядите, коньяк дорогой, от Елисеева, колбаса языковая тоже из хорошей гастрономии.
Один сел пить с Полуяновым коньяк, а второй зашел со спины и выстрелил в него из браунинга. – Почему из браунинга? – Следователь закурил. – Пока отрабатываем версию доктора.
– Господин начальник, на полу ничего, щелей много! – крикнул Баулин. – Вскрывай половицы.
– Подождите, подождите, – удивленно вмешался следователь, – выдумаете…
– Ананий Николаевич, они, как видите, даже стаканы и бутылку не убрали, думали, что сторожка-то
