хитроумнейший человек.
В дверях неслышно появляется Кузьма, они не замечают его.
А сегодня я вообще большой молодец, Христофор.
ХРИСТОФОР. Это почему же ты большой молодец сегодня?
БАЛЯСНИКОВ. Не скажу. Хвастаться не желаю, Блохин. Но передо мною нынче предстало вдруг самое большое искушение, какое я знал в жизни. И я его преодолел. Простился с надеждой. И что же? Мне грустно и легко, Блохин, печаль моя удивительно светла… (Помолчав.) А куда ушла Виктоша?
ХРИСТОФОР (не сразу). Она совсем ушла.
БАЛЯСНИКОВ. То есть как… совсем?
ХРИСТОФОР (серьезно). Видишь ли, Федя, я уже давно утверждаю, что нам нужно сосредоточиться. Однако сейчас это необходимо, по-моему, как никогда.
БАЛЯСНИКОВ (догадался). Она… уехала в Ленинград?
Христофор кивает головой.
Навсегда?
ХРИСТОФОР. Наверно. (Помолчав.) Стемнело. Надо зажечь свет.
БАЛЯСНИКОВ. Погоди… (Оглядываясь, идет по комнате.) Как странно… Как странно. А может быть, ее просто не было?
КУЗЬМА (входя в комнату). Была. Вероятно, большая шутница она была, ваша Виктоша.
ХРИСТОФОР. Будет очень славно, мальчик, если ты никогда не скажешь о ней худого слова. Возьми вот… (Передает ему записочку.)
КУЗЬМА (прочел записку. С прорвавшимся отчаянием), Но почему?…
ХРИСТОФОР. Разве их поймешь, Кузнечик… Лучше не задумываться. (Решил переменить тему.) А ты знаешь, Феденька, ведь это Кузьма велел мне показать маэстро твои куклы.
БАЛЯСНИКОВ (легонько ударил Кузьму кулаком в бок). Мне пришла в голову чудесная мысль, Кузнец: давай-ка над 'Еленой' работать вместе.
КУЗЬМА (не сразу). Но для этого, пожалуй, мне следовало бы переехать к тебе?
БАЛЯСНИКОВ. Знаешь, Блохин, когда я увидел его двухнедельного и заявил, что он похож на обезьяну, - да-да, именно в ту минуту, - я горделиво подумал, что родился наконец человек, который меня одолеет.
КУЗЬМА. Но, к сожалению, я еще не одолел тебя.
БАЛЯСНИКОВ. Но это как-то носится в воздухе.
Христофор старательно подбирает на гитаре мотив романса, который исполнял здесь недавно провинциальный Толстячок.
КУЗЬМА (оглядывает полки, где притаились погрустневшие куклы). И все-таки - почему? Почему она уехала?
БАЛЯСНИКОВ (в душе его все еще живет его тайна). А я, кажется, догадываюсь… Нет - знаю.
ХРИСТОФОР (тихо). А знаешь - так молчи. (Подобрал наконец мотив и поет негромко.) 'Милая, ты услышь меня…'
Балясников улыбается, счастливый.
Занавес.
1970 год.
