Фомичевым. Они войдут в квартиру, когда заседание только-только начнется.
Тишина. Все напряженно ждут звонка в передней. И похоже, что эта комната — сцена за секунду до поднятия занавеса.
Звонок! Жена Пузицкого идет открывать дверь, а в комнате, где идет заседание, поднимается лидер «ЛД» Твердов. Он стоит с недовольным видом оратора, которого прервали на полуслове, и не удостаивает входящих даже кивком.
— Связной запоздал на целый час, — стал объяснять Демиденко…
Твердов продолжает свое сообщение объединенному руководящему центру:
— Таким образом, мы в одной Москве создали из наших активистов девятнадцать пятерок. Все они просят теперь конкретных заданий и соответствующие технические средства: оружие, взрывчатку и все такое прочее. Я понимаю, что мы не можем быть няньками при всех этих пятерках и водить их за ручку на боевые цели, но дать им общее направление мы обязаны. Я спрашиваю: кто из нас может взять это на себя? Еще раз все о том же — у нас нет опыта в подобной деятельности.
Мы послушались совета господина Савинкова и, чтобы, как он остроумно выразился, выпустить пар активности, создали эти пятерки действия. Но создать, оказывается, мало.
— Надо начинать действовать, и опыт появится, — бросил реплику Шешеня. — Или передайте ваши пятерки нам.
— Мне казалось, что мы собрались сегодня, чтобы консолидировать свои силы, а не дробить их, — раздраженно продолжал Твердов. — Насколько я понял, беседуя с господином Павловским, и господин Савинков тоже думает о консолидации сил. Не так ли, Сергей Эдуардович?
— Совершенно верно! — громко ответил Павловский. — Я уверен, что с этим же приехал к нам из-за кордона и Иван Терентьевич Фомичев. Верно, Иван Терентьевич?
— В общем да, да… конечно… — бормочет Фомичев, очень взволнованный тем, что видит живого и невредимого Павловского. Он был почти уверен, что с Павловским что-то случилось…
Речь Твердова все о том же — для организации «ЛД» все острее и острее становится проблема руководства активными действиями. Особенно теперь, когда по совету Савинкова в «ЛД» созданы так называемые «пятерки действия». Одна из них, которой руководил инженер Гусаров, трагически провалилась.
— Позвольте, я первый раз слышу об этом провале, — возмущенно сказал Павловский, проявляя неожиданную, но по игре вполне естественную и полезную инициативу.
— Очевидно, господин Шешеня попросту побоялся сообщить вам об этом, — усмехнулся Твердов.
— Я же был в отъезде! — важно сказал Шешеня.
— Факт таков… — Твердов обращается непосредственно к Павловскому. — Пятерка Гусарова, работавшего главным инженером на московском телеграфе, начала действовать сама. Она готовила взрыв кросса и провалилась… Эта грустная история дает право нашим людям, которые все еще отрицательно относятся к слиянию наших сил, говорить, что дело не было как следует подготовлено.
В заключение Твердов категорически просит предупредить Бориса Викторовича Савинкова, что руководство «ЛД» не может пойти на трагические потери своих людей только потому, что назревший вопрос о руководстве боевыми выступлениями решается преступно медленно. «Преступно медленно», — повторил он, нажав на слово «преступно».
В комнате повисает молчание. Твердов давно уже сидит и недовольно смотрит куда-то вверх, а Павловский, очевидно, забыл, что сейчас говорить нужно ему. Пиляр под столом трогает рукой его колено. Павловский вздрагивает и медленно встает.
— Откровенно сознаюсь, я подавлен тем, что сейчас услышал, — говорит он и обращается к Шешене: — Леонид Данилович, когда мы можем иметь связь с нашим центром?
— Наша связь во власти оказий, — ответил Шешеня.
— Ваша информация и ваше требование будут доведены до сведения господина Савинкова, — заверяет докладчика Павловский.
Председательствующий на заседании член ЦК «ЛД» Новицкий сообщает еще об одной инициативе «ЛД». Появилась возможность издания в Москве своей газеты, и руководство «ЛД» выдвигает эту идею перед руководством НСЗРиС. Стоит ли сейчас же начинать это дело, учитывая перспективу слияния сил? Может, более разумно перевести в Москву из Варшавы газету НСЗРиС «За свободу» с ее опытными директорами и здесь объединить эти силы? Или, может быть, выпуск газеты в Москве слишком рискованное дело и лучше московские возможности передать в Варшаву?
Новицкий добавляет, что обсуждать все это сейчас бессмысленно, и предлагает отправить в Варшаву для переговоров по поводу газеты специального представителя «ЛД». Все с этим согласны, и соответствующее решение заносится в протокол.
— Теперь мы должны обсудить просьбу Сергея Эдуардовича Павловского… — продолжает Новицкий. — По правде сказать, я не понимаю, почему мы должны обсуждать этот вопрос: Сергей Эдуардович такой же, как и все мы, член объединенного руководящего центра, и он свободен поступать, как находит нужным.
— Разрешите, я все объясню, — встал Павловский. — Я как раз человек действия. И только в этом качестве могу быть полезен нашему общему делу. Подчеркиваю — общему. Я к заседаниям не приспособлен, мое место — на добром коне, а не за столом, вам могут это подтвердить хорошо знающие меня Фомичев, Шешеня и Зекунов. Пока вы будете связываться с Борисом Викторовичем, я сам изучу здешнюю обстановку и определю методы борьбы. Не примите за нескромность, но в вопросах конкретной борьбы Борис Викторович без моей консультации не обходился никогда. А когда речь идет о чистой политике, я — пас. Не хочу вдаваться в подробности, скажу только, что я списался с моими надежными боевыми товарищами, находящимися на юге России. Я еду к ним. Мы проведем там операцию, в результате которой наша организация, наше общее дело получит громадные средства.
— Похоже, что вы имеете в виду какое-то ограбление? — брезгливо спросил Твердов.
— У нас это называется иначе, — чуть улыбнулся Павловский. — Экс. От слова «экспроприация». Мы просто берем у большевиков деньги на борьбу с ними. И при этом не размениваемся на мелочи. В конце концов взрыв кросса на телеграфе тоже не рыцарский бой. Словом, я прошу разрешения уехать на юг. Срок поездки — пятнадцать дней.
В этот момент Фомичев попросил слова:
— Сергей Эдуардович, я против вашей поездки. Не против того дела, ради которого вы хотите ехать, а против поездки сейчас. Мы с вами еще не имели возможности переговорить. А у меня к вам поручение Бориса Викторовича, о котором я скажу вам лично. И вы поймете…
— Вы ставите меня в неловкое положение, Иван Терентьевич, — огорченно ответил Павловский. — Я такой же член объединенного руководящего центра, как и все остальные. А вы затеваете со мной какую-то игру в секреты. Да еще со ссылкой на Бориса Викторовича. Вы же и его таким образом вовлекаете в эту игру. Я прошу вас сказать открыто и прямо — почему вы возражаете против моей поездки?
Вся эта тирада — чистая импровизация самого Павловского. Сидящий рядом с ним Пиляр, чтобы поддержать его инициативу, произносит:
— Господин Павловский целиком прав…
Фомичев очень смущен, его лицо покрылось розовыми пятнами.
— По-моему, Борис Викторович хочет вас видеть. И срочно, — многозначительно сказал он Павловскому.
— С ним что-нибудь случилось? — с тревогой спросил Павловский.
— Да нет. Здесь, очевидно, обо всем написано, — Фомичев вынимает из кармана письмо и отдает Павловскому.
В это время в передней слышится резкий звонок. Все замирают.
— Прошу не волноваться, — спокойно говорит Новицкий. — Квартира охраняется настолько надежно, что никаких сюрпризов случиться не может!
Но все напряженно смотрят на дверь. Наконец она открывается, и в комнату входит Федоров.
— Прошу извинить за опоздание, но я прямо с поезда, можно считать, с корабля на бал, — смеясь, говорит он.
