шпионов этот народ живет дай бог — роскошные отели, пульмановские вагоны, шикарные бабы и все такое прочее. Для начала я агент Польши. Дадено мне кодовое имя «Летчик». Ладно, полетаем, посмотрим, а потом найдем хозяина и покрупнее. Ушинский звал меня вместе с ним на валютные дела, он уже загребает на этом немало, но, когда он стал мне растолковывать свои премудрости про то, как курс одной валюты вдруг падает, а другой наоборот, и как надо успеть что-то продать, а что-то купить, я понял, что это не по мне, моя голова этого не выдержит, и я вляпаюсь с первого же раза. А главное, что дело Ушинского без звона, он там мудрует свои курсы, а кто про него знает? Только такие же дельцы третьего ряда, как и он сам. А я сразу вырвался на верхи — имею дело с послом и выполняю его задание, я был званым гостем у него на балу. Конечно, Польша не Америка, а все ж государство, свое пятно на карте мира имеет. А сама работа и вовсе нетрудная. Москва, Кремль, Коминтерн, большевики, ГПУ, я сочинял про это для своего бюллетеня, и рука у меня на это набита, а моим полякам надо это же самое...»
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Дружиловский ехал в спальном вагоне с кожаными сиденьями и широкими окнами. Стены обиты малиновым плюшем. Он видел себя на этом фоне — в строгом темно-сером костюме, в крахмальной рубашке с синим полосатым галстуком, красивого, чисто выбритого, тщательно причесанного, пахнущего дорогими духами.
Первая служебная поездка... И все было как в книжках, все было, как он мечтал... Он причастен к тайному делу самого высокого ранга.
Его распирало от гордости, ему были необходимы свидетели его великолепия... К сожалению, в вагоне было всего три пассажира. В соседнем купе ехала дама. Он видел, как она садилась в вагон, красивая, дородная, в котиковом манто, сопровождаемая носильщиками, тащившими ее чемоданы и коробки. Увы, времени для разбега не было — поезд шел до Риги всего несколько часов. Он все же сделал попытку и медленно прошелся по коридору, но она тут же закрыла дверь своего купе. Ну и черт с ней... В другом купе, судя по форме, ехал латвийский генерал. Заговорив с ним в коридоре, Дружиловский назвался журналистом из русской, выходящей в Париже газеты. Генерал посмотрел равнодушными водянистыми глазами, сказал: «Пора ложиться спать», — и ушел, энергично закрыв свою дверь... Ну и тоже черт с ним...
Он вернулся к себе, сел на мягкое сиденье и начал смотреть в окно — ничего интересного, в быстро густевших сумерках проносились черные пятна хуторов, да и окно начал быстро затягивать морозный узор.
На границе глубокой ночью была проверка документов. Жандармы злые, а он усмехался: «Смотрите, проверяйте, все равно вам не узнать, кто я на самом деле...»
Утренняя заснеженная Рига показалась ему вполне европейским городом, похожим чем-то и на Петроград и на Москву. Ну а против Ревеля — так вообще столица. Извозчики возле вокзала были в точности московские, в таких же длиннополых армяках и так же назойливо зазывали седоков. Он бы взял извозчика, но ему приказано поселиться в отеле «Лондон» у самого вокзала. Он шел по Марьинской улице, глазел на витрины и вскоре остановился перед замызганной дверью с надписью по стеклу: «Отель «Лондон». Но ничего, от названия все же веяло Европой, и он подумал, как позвонит отсюда Юле и скажет, что уже живет в ее вожделенном Лондоне — она смеялась дома, что он очень важничает, будто едет в Нью-Йорк, а не из дыры в дыру...
Однако номер, в котором он поселился, повергал в уныние. Комната была узкая, как щель, в глубокой нише — маленькое окошечко, покрытое толстым слоем льда. Стоял тяжелый запах сырости, грязные обои были в мокрых потеках.
Ничего, главное — дело.
Он пришел в странную редакцию, где никто не слонялся по коридору, не звонили телефоны, не трещали машинки, а в комнатах сидели серьезные люди, говорившие вполголоса... Газета между тем выходила, и у нее был редактор господин Домбровский — веселый поляк, не похожий ни на редактора, ни на то, чем был на самом деле. Он носил галстук «павлиний хвост», а все в редакции называли его «пан майор». Когда Дружиловский представился ему и передал привет от коллеги Ляхницкого, редактор весело хмыкнул:
— Еще один нахлебничек на шею моей бедной газеты. Когда у польского мужика спрашивают, как он живет, он отвечает: еле выкручиваюсь — лошадь одна, а у жены родственников пол-Польши, и все нищие... Но ничего, как-нибудь выкручусь. Считайте, что я вам дал газетных заданий на год вперед и что вы их уже выполнили. Но в редакции вы должны бывать регулярно. А сейчас пройдите в соседнюю комнату, на двери табличка «Информация», там ваш непосредственный начальник — майор Братковский...
В комнате сидел штатский господин лет сорока, с красивым, неподвижным, точно высеченным из камня, лицом. Говорил он одними губами, негромким, ровным голосом, смотря серыми стеклянными глазами.
— Мне сообщили, что вам ближе всего журналистика, но нам этого не надо, — сказал майор Братковский тихим голосом и долго молча смотрел на Дружиловского. Подпоручик молчал, да и что он мог на это ответить?
— Вы будете подчинены мне и будете выполнять то, что я прикажу, — добавил Братковский, повысив голос, и, пригласив Дружиловского сесть ближе, стал объяснять, что и как надо было делать.
Задание делилось на три этапа. Первый — внедрение в салон русской актрисы Веры Дмитриевны Ланской. Сделать это было совсем легко — Ланская была агентом польской разведки. Второй этап — подобрать среди посещающих салон русских офицеров смелого, надежного человека, который согласился бы за солидное вознаграждение совершить покушение на одного из членов большевистской делегации, приехавшей в Ригу на мирные переговоры. На кого именно, будет уточнено позже. И третий этап — он совмещался со вторым — подобрать группу из пяти-семи человек, которые, тоже за приличную плату,
