Стрекоза-личинка вскарабкалась на мост, не обращая внимания на раскачивающиеся каменные опоры. Тело ее, покрытое многочисленными волосками и водорослями, казалось ожившей рощицей, среди щетинок копошились мелкие подводные тварюшки и билось несколько рыбин.
Паломники на внешней галерее закричали — все разом, будто единый человек или даже весь Ллаургин Отсеченный.
Стрекоза неожиданно ловко прянула к ним — не туловищем, а уродливым образованием, вдруг выскочившим у нее из-под челюстей. Это была так называемая «маска» — хватательный орган навроде складного ножичка, только с горизонтально расположенными клыками на конце. «Маска» ухватила сразу трех паломников и отправила их, еще живых, к челюстям. А сама, не останавливаясь, продолжала бить «маской» по человеческой толпе, зажатой в узком пространстве галереи, — сшибая каменные перила, роняя в бешеные волны тела вперемешку со статуями великих прозверевших древности.
Потом, ощутив, как зыбко качается под нею мост, Стрекоза метнулась к храмовне и зависла на ее боку, продолжая разить паникующих паломников, безжалостно, быстро… естественно и беззаботно.
Внутри Хиларг Туиндин уже оставил попытки закрыть Книгу, он улепетывал к выходу вслед за Луммурахом Блажным, а пророческая надпись насмехалась им вослед, алая на белом:
Странны дела твои, Сатьякал! Встряска, уронившая на колени Шкиратля-Кукушонка, только заставила К'Дунеля протрезветь. Одним прыжком он преодолел расстояние до молодчика, рассеянно мотавшего головой, и хорошенько стукнул его в висок кулаком (а чем еще, зверобоги?! — да ладно, получилось ведь) — Шкиратль мигом вырубился.
Та-ак, а где Ясскен, змей болотный, почему не предупредил?!
Ишь ты, весь в крови, шатается, рукой машет: убегаем, мол, насилу, мол, того, второго, остановил. Как скажешь, дорогой, как скажешь. Убегаем так убегаем, здесь Жокруа больше делать нечего.
…Интересно, это тебя так шатает после дозы лепестков или всё-таки мир сошел с ума, а, капитан?
Мир, всё-таки мир — иначе отчего бы и Ясскен тоже шатался, лапая руками стены, точно перебравший выпивоха — трактирных девок, всех подряд! — лапает, но ползет к лестнице вниз, и в глазах его (ты видел, капитан?! ты видел) — ужас.
Если б не раненая Элирса, если бы не Клин, ушедший вслед за жонглером, ты бы велел уходить из монастыря. Бежать!
Но вы не ушли.
И потому остались живы, капитан.
О том, что произошло, Гвоздь узнал много позже. А тогда прочел слова в Книге, услышал вопли умирающих на внешней галерее («…и этот скрежет! будто что-то невероятно громадное пробирается по стене храмовни…»), увидел бегущих патта и верховного настоятеля — и просто начал действовать. Это как во время выступления: на раздумья времени нет.
Рывком, едва не упав, наклонился к Матиль:
— Малыш, слушай меня внимательно. Сейчас дядя Айю-Шун посадит тебя мне на плечи, а ты будешь держаться крепко-крепко, ногами за талию, а руками за плечи. Поняла?
— Д-да… А чего?..
— Фокус покажу, — подмигнул он и повернулся к тайнангинцу. Тот молча кивнул и приподнял малышку, в то же время отпихивая подальше напирающих паломников. Пока еще — напирающих неуверенно, растерянно. Они еще не поняли, что происходит.
— Дальмин, Айю-Шун, — сказал Гвоздь. — Я прыгаю, вы — за мной. Не тяните, потом будет поздно.
Он вскочил на перила оградки, отстраненно удивившись, каким же неупругим и постаревшим стало тело за последние месяца два-три. За спиной заволновалась толпа и вздрогнула Матиль, сообразив наконец, что он собирается сделать.
А что? — ничего особенного!
Выкрикнув «гвоздилку» — как заклинание, как молитву! — Рыжий прыгнул. Цепь больно ударила по лбу и рукам, но он удержался («несложно!»), намертво вцепившись в громадное звено пальцами. Потом поставил на металлический изгиб обе ноги и поглядел вниз. Да, спускаться будет… интересно.
И поспешил — медленно — вниз, понимая, что еще пара мгновений — и таких сообразительных, как он, станет чересчур много.
Уже стало.
Они прыгали… да нет, сыпались вниз, как перезревшие груши с сотрясаемого ветром дерева, как цвет яблони… как до смерти перепуганные люди, которым нечего терять. Чаще не удерживались, срывались и падали на мозаичный пол, на пюпитр с Книгой («МЫ СНИЗОШЛИ!»), застревали между безжизненно покачивающимися священными жертвами. Цепь сотрясалась от рывков и ударов, но Гвоздь держался крепко и даже ухитрялся понемногу спускаться. Матиль за спиной молчала, только сопела встревоженным совенком.
Рыжему оставалось надеяться, что Дальмин и Айю-Шун будут удачливее, чем остальные паломники, и найдут путь к спасению. Сейчас он ничем не мог помочь своим спутникам, он даже не был уверен, что сумеет позаботиться о девочке, которая испуганно прижималась к его спине.
Цепь заканчивалась на высоте двух-трех человеческих ростов над полом.
— Держись, конопатая, — шепнул Гвоздь.
Он прыгнул, крайне неудачно: не смог погасить силу удара и, поскользнувшись, завалился на бок. Позади ойкнула Матиль — и тотчас, отпустив ручонки, заглянула ему в глаза:
— Ты как?
— Жи-ивой, — усмехнулся Гвоздь, хотя, кажется, слов она не расслышала. Барабаны уже молчали, но в зале ни на минуту не смолкали крики раненых или просто перепуганных до смерти людей, а снаружи доносились грохот и вопли, еще более надрывные, безнадежные.
Он взглянул наверх — с галереи продолжали прыгать паломники, некоторым удалось-таки зацепиться за звенья и теперь кто висел, боясь сдвинуться с места, а кто и понемногу спускался. Но ни Дальмина, ни Айю-Шуна среди них…
— Вставайте, — похлопал его по плечу тайнангинец. — Храмовня рушится и, думаю, долго не выдержит.
— Где Дальмин? — Гвоздь поднялся и ощупал себя: одни ушибы, переломов нет, а значит, еще поживем! — Он был с вами?
Лицо смуглокожего помрачнело.
— Он упал, но неудачно. Я проверил… он мертв.
«Был ли он мертв,
— Куда теперь?
— За мной, — приказал Айю-Шун.
Пока Рыжий приходил в себя, тайнангинец откуда-то раздобыл ритуальную глефу, с какими здесь стояли стражники, нынче все как один сбежавшие. С глефой наперевес смуглокожий и возглавил их троицу, безошибочно выбирая нужные повороты и двери.
Они выбежали из центрального зала храмовый и помчались по запутанному клубку коридоров, где уже воцарились сумятица и паника. Несколько раз Айю-Шуну приходилось применять силу, чтобы отбиться от обезумевших служек или стражников-«мотыльков».
— Куда мы?! — прокричал, задыхаясь, Гвоздь.
— К причалам! Мосты наверняка разрушены, а в воде у нас будет хоть какой-то шанс.
«По правде сказать, — подумал Рыжий, — не слишком большой».
Но выбора у них не оставалось… как и лодок у причала.
— Проклятие!