— Вы же не думали, что кто-нибудь из местных жрецов будет нас дожидаться, — съязвил Айю-Шун.
— Тогда — как?! Вплавь? По такой погоде?! Да мы тут же пойдем ко дну!
— До берега не так далеко, — отрезал тайнангинец. — Или вы хотите погибнуть здесь, господин Кайнор?
— А если найти надежное убежище?..
— Не выйдет. Там, наверху Стрекоза! — Он ткнул пальцем в гранитный потолок; причал-пещера, устроенный внутри утеса, на котором стояла храмовня, отозвался злобным плеском волн и эхом под сводами. — Стрекоза разрушает стены, купол, потом доберется до остального. Нас здесь завалит камнями.
— А, з-зандробова сыть! — Гвоздь не стал говорить ему, что потолок пещеры уже заулыбался сетью трещин. — Может, поищем хоть какие-нибудь доски?
— Некогда!
— А вон! — закричала Матиль. — Это чего такое?
— Лодка! — Гвоздь метнулся к коричневому днищу, горбатившемуся, будто выброшенная на берег щука-переросток.
— Дырявая, — не скрывая разочарования, протянул он. Слышно было, как наверху обрушиваются опоры моста и как лютует пробравшаяся в центральный зал храмовни Стрекоза. По коридору к причалу уже бежали, вопя от ужаса, выжившие паломники.
— Хватит! — махнул рукой Айю-Шун. — Прыгайте и поплывем. До берега, — повторил он, — недалеко.
Оба они понимали (а Матиль, наверное, догадывалась), что это неправда. Но быть растерзанными или затоптанными обезумевшей толпой?..
Они вошли в холодную воду и поплыли.
— Это ведь именно то, чего вы столько ждали, чего так хотели?! Вот вам, получили — что теперь?! — Камэн Свендирэг размашистым, свирепым жестом указал в одно из окон Храма. В окне было видно, как низошедшая Стрекоза крушит мосты и храмовню Мотылька.
«Убираться подальше — вот что теперь», — мрачно подумал Ларвант Тулш. Он, как и прочие иерархи, пришел сюда, едва лишь стало известно о событиях в храмовне Яркокрылого.
— Или надеетесь договориться с
— Навряд ли, — сказал Ильграм Виссолт, устало сдирая с головы маску Цапли. — У самых тонко чующих прозверевших — массовый припадок, больше половины уже умерли от разрыва сердца… или еще от чего, я плохо разбираюсь в лекарском искусстве. Полагаю, господин Камэн, вам следует немедленно отправляться в Лимн и пробовать навести там порядок: успокоить людей и вообще взять город под свой контроль.
«Чтобы нам было куда отступать, — мысленно закончил за него Ларвант Тулш. — И следует признать: он прав». Сдерживать в своем сознании напор
К счастью, приказы уже отданы, сноровистые служки и младшие жрецы спешно грузят на телеги самые драгоценные реликвии и самые дорогостоящие вещи из Храма и наземных храмовен. Теперь дело за господином Свендирэгом.
— До встречи в Лимне! — Верховный иппэас иронично отсалютовал иерархам и размашистым шагом покинул зал.
Больше они никогда его не видели; сам он пока не знал, что Лимн уже захвачен войсками графа Неарелмского, которого господин Свендирэг столь неосмотрительно не пожелал признать. Когда верховного иппэаса и сопровождающих его людей окружат и предложат им сдать оружие, они, разумеется, не согласятся. И погибнут — все, кроме господина Свендирэга.
Ему предстоит встреча с одноглазым повелителем Вольных Земель — и с незримым повелителем того, кто называл себя графом Неарелмским.
Наверное, подумал Гвоздь, они с самого начала были обречены на поражение. Проплыть в по-осеннему холодной воде расстояние от храмовни до берега…
Ноги свело судорогой, и он по-детски обиженно ойкнул, выгибаясь дугой и шлепая по поверхности окоченелыми ладонями.
— Держись! — умоляла Матиль. Сама она тоже замерзла, но Айю-Шун не давал девочке утонуть — и Гвоздь был благодарен ему за это, как еще никогда и никому в своей жизни. Может, им двоим, тайнангинцу и конопатой, удастся…
— Плывите… — выдохнул он. — …Догоню.
Вода заливала рот, говорить было сложно… «Я держусь на плаву и довольно неплохо!»
Матиль отчаянно замотала головой из стороны в сторону, но что она могла поделать с еще не потерявшим силы тайнангинцем? Хвала Сатьякалу, ничего!
«…хоть отдохну, — подумал Гвоздь. — Наконец-то по-настоящему отдохну…»
Он закрыл глаза и поплыл — вперед и вниз, в мягкое, беспробудное ничто. Там было хорошо. Тихо. Почти тепло.
— Сук-кин сын! — сказал вдруг кто-то у него над ухом. — Ишь чего!.. — И чьи-то наглые, сильные руки бесцеремонно выдернули Кайнора обратно, вверх, на воздух, в жизнь…
— …растереть, — сказал Айю-Шун, уже успевший оказаться в лодке. — И если бы был какой-нибудь крепкий напиток…
— Я вам не плавучий кабак, — отмахнулся спасатель. — Эй, малявка, сиди спокойно, не вертись, а то лодку опрокинешь.
— Я не вертюсь!
— И не пререкайся со старшими! — пробормотал Гвоздь сквозь цоканье собственных зубов. Ему накинули на плечи какой-то мешок, одежду сняли и теперь в четыре руки растирали, чтобы пришел в себя. Матиль, судя по ее живости, уже подверглась такой процедуре — и вполне успешно. — Эй, а кто на веслах и руле?
— Я на руле! — Еще и язык показала.
— Ты?! Так ты ж его не повернешь даже…
— Поверну, — обиделась конопатая. — Еще как поверну!
— Сейчас, — сказал хозяин лодки, — сейчас тебя разотрем и сядем на весла.
— Куда плывем?
— К монастырю, куда же еще. На дороге неспокойно, поэтому и вам, и мне очень повезло с лодкой. — Мужчина помолчал, наконец ухмыльнулся и огладил намокшую бороду. — А ты, гляжу, меня не узнал.
В итоге, пока они плыли вдоль берега к монастырю, Гвоздь только тем и занимался, что насиловал собственную память. Наконец она сдалась и швырнула ему — на, подавись! требуемые воспоминания сколько-то-там-летней давности.
Ну да, было. Ложь, что священные жертвы никогда не совершают побегов — просто в этом никто никогда не признается: ни сам сбежавший, ни те, кто его упустил. Ни те, кто, как Гвоздь когда-то, спас беглеца.
Этот мужик («кажется, он назывался в тот раз Клином — явно не настоящее имя») — он тоже был в обозе священных жертв. Из-за распутицы фургоны застряли, а два даже перевернулись, и некоторые из обреченных бежали. Выжил один Клин — и то по случайности: он наткнулся на труппу Жмуна, и Гвоздь, еще не зная, кого и от каких преследователей прячет, впихнул бедолагу в колдовской гроб. А когда прибежали стражники, отбрехался, мол, ключ потеряли, но если хотите… и распилил гроб надвое. Стражники походили вокруг, попробовали пальцами остроту пилы (один долго потом слюнявил свеженький порез) — и согласились, что да, без дураков, здесь не спрячешься, этот гроб… да… ну, мы пошли.
Они пошли, а Гвоздь еще сутки не вынимал Клина из его утайки, и, как оказалось, не зря, ибо вскоре обнаружилось, что за ними-таки решили проследить. Но потом бравые охранители священных жертв убедились в невинности циркачей и утопали восвояси — и Клин тоже утопал, предварительно рассыпавшись в скупых, но искренних благодарностях. Гвоздь и прочие только рукой махнули: иди, каков с тебя спрос-то, да и не ради корысти же…
Теперь оказалось, что благодетелю воздалось-таки по заслугам. Вот вам и высшая справедливость в своем весьма приятственном проявлении.
