Паломничество жонглера

— Еще! — завопил племянник Фэгрика, показывая влево. Там тоже вскипала вода — стройные тела кальмаров вспарывали воздух и падали в море, чтобы мгновение спустя выпрыгнуть из воды снова.

— Кто-то здорово их напугал, — пробормотал брат Фэгрика — такой же рыжий, но без бороды, зато с длинными усами, заплетенными на концах в косички. — Эй, Кэлиш, следи за рулем! Это всего лишь кальмары.

— И они удирают на юг, точнее, на юго-запад, — сказал Фэгрик, провожая взглядом стаю. — Ну, братишка, поднажмем-ка!

Как любил выражаться рыжебородый, «всё было ясно»: если кальмары идут на юго-запад, следовательно, некто, вспугнувший их, движется с северо-востока. И лучше бы поскорее убраться с его пути.

Иссканр повернулся и посмотрел на Йнуугский маяк. Он горел и днем и ночью — считалось, что маяк отпугивает разных непотребных морских тварей и вообще помогает рыбакам. Нечто вроде постоянной молитвы за тех, кто в море.

«Кто бы там сейчас ни молился, надеюсь, он делает это искренне. И надеюсь, это нам поможет».

— Не унывай, — обернувшись, подмигнул Фэгрик. — Скоро будем на месте!

«На острове, — мысленно уточнил Иссканр. — Откуда еще потом придется как-то возвращаться на материк».

«Тайдонский архиэпимелитп принял меня благосклонно, отнесся со вниманьем и пообещал всяческое содействие. Выражалось оное в предоставлении мне крова и возможности поскорее добраться до деревни Нэрруш. Названной так, кстати, в честь одного из братьев обители Рыхлой Земли, каковой брат некогда проповедовал в этих краях, а после прославился в Пятом захребетном походе (о чем см. мои заметки в путевнике).

Нэррушский жрец, господин Балхай, сперва сильно был удивлен причиной моего визита. Сей любознательный господин, кажется, немного обиделся, когда на его сообщенье остранном младенчике не отозвались. Мне пришлось сослаться на высокую занятость переписчиков и посетовать на то, что не всё еще совершенно в нашей системе взаимодействия с эпимелитами и местными жрецами.

Сам же я немало удивился тому обстоятельству, что господин Балхай решил послать сообщение о младенчике именно в нашу обитель. Конечно, ни одна из деревень и ни один из городов официально не отдают предпочтенье тому или иному зверобогу и в течение года поклоняются всем им, — но в действительности почти в каждом населенном пункте «больше любят» своего зверобога, считают его хранителем города и так далее. И в Нэрруше это, разумеется, Проницающий. А так как одна из обителей его находится здесь же, в Тайдонском эпимелитпве, непонятно мне было, зачем господин Балхай отправил свое сообщение именно на Йнууг. Однако же и спрашивать у него о том я не стал, сочтя, что ежели захочет, сам расскажет; да и важней мне было другое — узнатьпро странного младенчика.

Прошло уже несколько лет, но господин Балхай помнил всё очень хорошо. Я бы тоже помнил! В конце концов, младенчик-то появился в доме господина Балхая, как говорится, из ниоткуда — в комнате, из которой жрец на минуту вышел и в которую тотчас же вернулся. Выглядел он так же, как и мой, и пупка у тайдонского младенчика тоже не было, образовался он лишь несколькими днями спустя.

Я спросил, не наблюдал ли господин Балхай еще каких-то странностей, связанных с младенчиком. Тот — вполне справедливо — взглянул на меня, как на умалишенного: неужто, мол, мне этих странностей мало?! А вообще, ответил, не наблюдал, ибо вскорости передал младенчика «в хорошие руки». И так уже на жреца косились, подозревая его в отцовстве. (Тут-то я догадался, почему оповестить о «чуде» господин Балхай решил не обитель Проницающего, а послал сообщение аж на Йнууг. Боролись, видно, в нем два чувства: желание рассказать о случившемся и боязнь, что в обители Проницающего появление младенчика объяснят так же, как это сделали нэррушцы.)

Итак, в Тайдоне я узнал всё, что мог. Теперь оставалось найти владельца «хороших рук», в которые господин Балхайпередал младенчика. Когда я услышал, кто это, то понял, что отыскать приемного отца будет нелегко».

* * *

Возле Северных ворот Нуллатона образовался затор: у какой-то крестьянской телеги в самый ответственный момент (то бишь прямо в проеме ворот) сломалась задняя ось. В телеге же ехали клетки с бойцовыми петухами. От удара клетки вывалились на мостовую, прутья сломались — и теперь пернатый товар вовсю бедокурил и кукарекал, удирая от стражников. И заодно доказывая, что таки да, они действительно бойцовые петухи, высшего качества и отменной выучки.

— Надолго, — подытожил Жмун — и покосился на господина К'Дунеля, восседавшего рядом (заветная сумка прижата к животу!).

— Ничего, лошадки зато отдохнут, — зевнул Кайнор, подмигивая капитану гвардейцев. — Совсем ведь выдохлись, бедные.

Зверобоги ведают зачем, но К'Дунель очень торопился в столицу. Он даже не стал разбираться, что, собственно, случилось в Трех Соснах — погрузил Кайнора в фургон, отозвал не на шутку разошедшихся гвардейцев и велел ехать дальше. Причем приказал своим подчиненным сменить коней на свежих, взятых у господина таарига, — хоть те и не шли ни в какое сравнение с гвардейскими. «Потом вернемся, обменяем обратно», — вот и все объяснения.

Присмиревший Гвоздь мысленно пожимал плечами: раньше приедем — раньше выяснится, что к чему. Впрочем, присмиревший не значит смирившийся. И затор в воротах можно ведь использовать, чтобы…

— Выходите, — хлопнул его по плечу К'Дунель. Капитан знаком подозвал к фургону двух верховых гвардейцев, что-то шепнул, показывая на ворота и артистов. Потом повернулся к Гвоздю: — Вы не против небольшой прогулки, господин Кайнор?

— Почему бы нет? А что с моими друзьями?

— Вы увидитесь с ними позже. Кстати, господин Жмун, держите. — И Жокруа К'Дунель вручил старому фокуснику заветную сумку. — Как вы можете убедиться, я выполнил свою часть уговора. Надеюсь, что и вы выполните свою, господин Кайнор.

Гвоздь скупо кивнул: говорить было не о чем. Теперь, когда деньги выданы, пути назад нет. Ладно, съездим, посмотрим, куда так торопился доставить нас бравый капитан.

Кайнор чмокнул в щеку Лютен, подмигнул Ясскену (того, беднягу, аж передернуло), обменялся рукопожатием со Жмуном.

— Время, — напомнил Жокруа. — Вы расстаетесь ненадолго, господин Кайнор.

В общем, даже попрощаться по-людски не дал, нехороший человек. Но как ни старался, Гвоздь не мог всерьез разозлиться на капитана — всё-таки тот спас ему жизнь, пусть в первую очередь и из соображений собственной выгоды.

Им с К'Дунелем подвели лошадей, а один из гвардейцев поехал впереди, разгоняя с дороги простолюдинов. Добравшись до стражников, он перегнулся и принялся что-то втолковывать старшему. Тот пожал плечами и отрицательно качнул головой. Тогда гвардеец развернул и показал ему некий свиток — стражник вчитался, переменился в лице и, отдав честь, отошел с дороги, позволяя всем троим проехать в город.

И Гвоздь ничуть не удивился, когда понял, что едут они в кварталы аристократов, называемые в народе Шатрами Захребетников. Здесь в основном селились потомки наиболее древних иншгурранских родов, не одно поколение которых участвовало в захребетных походах. Знатные, но зачастую не такие уж и богатые семьи, ведь для того, чтобы отправиться на войну, им приходилось собирать огромные суммы денег, продавая поместья, закладывая под залог фамильные драгоценности, отдавая свои земли в аренду монастырям… И те, кто уцелел в походах, не всегда возвращались с добычей, способной возместить все их расходы. Что же до разговоров о чести, доблести и рыцарском благородстве, то Гвоздь знает им настоящую цену — и разговорам, и самим «высоким материям»!..

Так значит, его хочет видеть кто-то из старых захребетников? Ну-ну.

Улица, по которой они ехали, больше напоминала горное ущелье: высоченные каменные заборы (да-да, с самыми настоящими бойницами по верхнему краю!), массивные створки ворот, на створках — фамильные