Его была вина. Его, Мишки Махаона. Из-за него погиб Федор, из-за него попал в зону Юра Ельцов. Ястреб использовал свои непонятные и страшные связи, чтобы лишить Мишку любой поддержки.
Охота на него велась изощренно. Для ментов Махаона не существовало. Он умер в Лабытнанги, поэтому его могли пасти только люди Ястреба.
Надо было принимать решение. И это пугало Мишку.
Бывший удачливый медвежатник Махаон все больше исчезал в прошлом. Сегодняшний день лепил из него совершенно нового человека, поступки которого подчас удивляли самого Мишку. За два года он выстроил свой необыкновенно комфортный мирок, хотя понимал, что если Ястреб найдет его — рухнет всё. Теперь было что терять. Деньги обеспечивали ему спокойную жизнь на много лет вперед. Новая профессия и недавно обретенные друзья — душевный комфорт. Махаону было нечего терять, кроме воровской свободы. Он никогда не боялся зоны, воспринимая это как данность, как некие издержки профессии. Теперь ему стало страшно потерять свою спокойную и сытую жизнь.
Чтобы найти Ястреба, нужно было опять окунуться в прошлое, встретиться с блатными и расшифровать свое новое обличье. Этого Мишка категорически не хотел.
Но сегодня он увидел в «Яме» Юрку Ельцова и понял, что ему придется выходить из подполья. А это значит — прощай, полюбившаяся профессия, прощай, прелестная редакторша, с которой у него уже два года продолжался роман.
В плохом настроении проснулся Махаон этой ночью. В очень плохом.
О том, что Ельцов прописался в Москве и начал работать тренером в юношеском клубе, Шорин узнал от вездесущего Вовчика. Известие это неприятно поразило его. Шорин не любил, когда начинала отказывать точно выверенная схема. Приходилось прибегать к услугам людей, к которым он обращался в очень редких случаях. Одно дело договориться и передать дорогой подарок или деньги за отмену приговора или назначить кого-то на работу за бугор, и совсем другое — расписаться в собственном бессилии, показать, что он не может справиться с бывшим зеком. Поэтому он решил пока не пускать в ход тяжелую артиллерию.
Шорин позвонил генералу милиции Кравцову, человеку, ему многим обязанному, и пригласил на обед в Дом журналистов. Они встретились в два часа. Кравцов приехал в форме, он нашил на штаны генеральские лампасы полгода назад и еще не мог этим натешиться. Директор проводил их в маленький кабинетик на два стола и лично занялся обслуживанием дорогих гостей.
Шорин наблюдал, как жадно ест Кравцов, как он мажет хрустящие палочки икрой, как пьет ледяную водку, и у него невольно возникло чувство брезгливости.
— Я тебя, Толя, вот почему побеспокоил.
— Слушаю внимательно, — прожевывая кусок балыка, ответил Кравцов.
— Восемьдесят восьмое прописало некоего Ельцова Юрия Петровича.
— Ельцов… Ельцов… Журналист, что ли?
— Именно.
— А какая у него статья была?
— 206-я, часть вторая. Надо прописку аннулировать, а его за сто первый километр.
— Дел-то всего… Исполним. Ваше слово для меня — закон.
Шорин вынул из кармана конверт.
— Здесь тысяча, Анатолий, мало ли кого угостить придется.
Кравцов сунул деньги в карман.
— Балуете вы меня, Александр Михайлович.
— Ничего, ты только служи хорошо, а мы тебе поможем. Я тут в гостях у Николая Анисимовича был, завел о тебе разговор. Министр пообещал мне выдвинуть тебя на начальника управления кадров. Что молчишь?
Кравцов чуть не подавился водкой, откашлялся, вытер слезы.
— Александр Михайлович, вернее человека не найдете.
— Надеюсь, Толя, надеюсь. Но хватит о делах за таким столом, давай закусим и выпьем.
Из ресторана Шорин вышел весьма довольный встречей. Кравцов, которому он вовремя наврал о беседе со Щелоковым, теперь будет землю есть, чтобы выполнить его просьбу. Что касается работы Ельцова, то место, которое он занимал в нынешней иерархии, было настолько ничтожным, что, будь воля Шорина, он бы оставил его учить пацанов боксировать на всю оставшуюся жизнь. В Спорткомитет он решил даже не звонить, хотя свои люди у него там были. Лишат Юрочку прописки, и работа накроется.
Вечером он с Леной поехал ужинать в Дом литераторов. За их столом немедленно образовалась неплохая компания, и они прекрасно провели вечер. Ночевал он у Лены и проснулся утром совершенно разбитым. Этой бабе абсолютно нельзя давать пить перед сексом. Иначе она начинает звереть. А такие утехи ему не по возрасту.
Шорин вернулся домой, выпил валокордин и прилег в комнате, где стоял «прямой» телефон. Кравцов позвонил в двенадцать, как и договаривались. Шорин поднял трубку.
— Минуточку… Идите, — приказал он невидимому собеседнику, так, чтобы Кравцов слышал, — и помните, Владимир Иванович, что справку эту будет смотреть лично Леонид Ильич… Слушаю, Толя, — сказал он в трубку, — ничего без начальника сделать не могут.
— Александр Михайлович, — голос Кравцова был крайне взволнован, — Ельцова прописали по личному указанию Юрия Михайловича. Я здесь поделать ничего не могу.
— Неужели сам распорядился? — севшим от волнения голосом спросил Шорин.
— Так точно. И его резолюция на заявлении.
— Ладно, Толя, ты в эти дела не влезай. Мы сами поправим молодого человека. Быть зятем Леонида Ильича не только почетно, но и крайне ответственно. Я свою просьбу снимаю. Будь здоров.
— До свидания, Александр Михайлович… — В голосе генерала послышалось облегчение.
Вот это номер! Когда же Юрка Ельцов скорешился с брежневским зятем? Неожиданный кульбит. Конечно, милиция против резолюции первого зама не пойдет. Воздействовать на «молодого человека», чтобы он отменил резолюцию, — невозможно. Наверняка дядька Ельцова, бывший начальник МУРа, когда- то пересекался с первым замминистра. А тот славен тем, что никогда не бросает старых приятелей в беде.
Вот здесь-то и заканчивалось эфемерное могущество Шорина. Если генерал-полковник узнает о его делах со своей женой, он от Александра Михайловича мокрого места не оставит. Значит, надо было звонить самому. Ох как не хотелось Шорину делать этого, но куда денешься. И он позвонил и униженно попросил о встрече.
Встречу назначили сегодня вечером на даче в Барвихе. «Мерседес» Шорин оставил дома, поехал один, без шофера, на скромных «жигулях», «шестерке».
Дача самого была обнесена официальным зеленым забором, с проволокой сигнализации по гребню. Шорин подъехал к воротам. Из КПП вышел прапорщик-чекист в пропотевшей рубашке.
— Документы.
Шорин протянул удостоверение МВД, в котором значилось, что он — консультант министра.
