красной этикеткой, налил его в кружку и ждал, пока осядет пена.
Ястреб молчал, не ожидая ничего хорошего от раннего визита шефа.
— Есть дело, — повторил Шорин, — что молчишь?
— Жду.
— Значит, так. Об артистке Ирине Бугримовой слышал?
— Слышал.
— О ее камнях знаешь?
— Что-то люди говорили.
— У нее редчайшая коллекция камней. Что молчишь?
— Думаю.
— Не занимайся несвойственным тебе делом, — хохотнул Шорин.
— Ты, Умный, порожняк-то не гони…
— Я же просил тебя забыть эту кликуху! — вспылил Шорин. — Надо поставить дело.
— Где она живет?
— В высотке на Котельнической.
— Ключи есть?
— Будут. Ищи людей понадежней. Найдешь?
— Постараюсь.
— Их дело, когда Бугримовой не будет дома, открыть квартиру, взять цацки и уйти. Понял?
— Чего не понять. Сколько?
— Плачу не я, называй свою цену.
— Стольник.
— Круто.
— Дом-то какой, Саша, сам понимаешь, туда простого уркагана не пошлешь.
— И то верно, через два часа позвоню.
Шорин ушел. Ястреб выплеснул недопитое пиво в раковину и пошел в спальню.
— Опять этот гад приходил. — Алена встала, накинула халат. — Когда он тебя в покое оставит?
— Не знаю, — честно ответил Ястреб, — я у него в большой замазке.
— И он у тебя тоже. — Алена отправилась в ванну.
Завтракали по-семейному на кухне, пили душистый чай, ели омлет с сыром и ветчиной.
За стеклом в ноябрьской мороси лежала улица Чехова. Ястреб из окна видел дворы старых домов, заставленные металлическими коробочками гаражей, поникшие чахлые скверики, деревья с остатками листвы. С высоты восьмого этажа люди казались маленькими и беззащитными. И хотя он пил английский чай, курил «Кент» и ел омлет с дефицитной ветчиной, чего не могли себе позволить эти
