Она, конечно, с почтением относилась к солидным гостям, но актеров любила душевно и преданно. Дома пересказывала дочкам, с кем приехал знаменитый Роман Кармен, что сказал ей Михаил Державин и что бедняга кинорежиссер Володька Дьяченко опять ночью приехал пьяный с компанией поддатых киноактрис и актеров.
Парень в дубленке прислонил елку к стене, сделал жест — и перед дежурной появилась коробка шоколадных конфет.
— С Новым годом, — хором поздравили ее гости Бугримовой. — Если Ирочки нет дома, то мы елку и подарки оставим у дверей.
— Ладно, — махнула рукой вахтерша, — идите.
Потом у жены академика с рук спрыгнула кошка, которую везли к ветеринару. Искали ее всем миром в огромном вестибюле.
А минут через десять после того, как отловили кошку, в восьмидесятую квартиру привезли мягкую мебель и грузчики, матерясь, загружали ее в лифт. Когда кресла и диван отбыли по назначению, вахтерша вспомнила, что двое веселых артистов так и не спустились вниз. Она попросила сантехника посидеть на вахте, а сама поднялась в квартиру Бугримовой. У стены стояла елка и лежали коробки с надписью «С Новым 1982 годом!», а двери были полуоткрыты. Вахтерша не стала заходить к Бугримовой и из соседней квартиры вызвала милицию.
Ястреб приехал в «Каму» ровно к двум. Поднялся в прокуренный, пахнущий прогорклым маслом зал, огляделся. Почти все столики были заняты, у самого входа за длинным, на восемь человек, столом сидел его знакомый.
— Привет. — Ястреб сел за стол.
— Салют! — усмехнулся парень.
— Ну как?
— Сумка под столом. Бабки?
— В кейсе. — Ястреб поставил кейс под стол.
— Отлично. Думаю, засиживаться не будем. Подвиньте мне, пожалуйста, ногой ваш кейс.
— А вы мне сумку.
— О чем речь.
Парень наклонился, взял кейс. Махнул рукой и вышел.
Ястреб посидел минут пять для приличия. Услышал от неопрятной официантки сакраментальную фразу, что стол не обслуживается, взял сумку и пошел к выходу. На другой стороне улицы его ждала машина.
Ястреб попросил шофера остановиться, не доезжая Дома журналистов, подождал, пока отъедет машина, перешел на другую сторону к Дому Полярников.
— Молодец, — сказал Шорин, открывая сумку. — Цены тебе нет, Ястреб.
* * * Все это Ястреб вспомнил, пока Филин мелкими глотками смаковал португальское пойло. Филин даже глаза прищурил от удовольствия, но Ястреб знал его лучше многих и понимал прекрасно, что старый вор наблюдает за его реакцией сквозь щелочки опущенных век.
Конечно, можно было стребовать обратно камушки, но куда он с ними пойдет! На Кавказ ехать после истории с Гиви себе дороже, придется ждать, пока этот старый паразит пристроит их.
Филин допил бокал, покрутил головой от удовольствия — ну впрямь ночной хищник — и сказал ласково:
— Я слышал, Ленечка, что ты на катране Гиви Резаного прямо опустил.
— Было дело, — зло сказал Ястреб. — Было. Кинул он и меня, и людей весьма солидных.
— Молодец. Общество довольно. Хватит чернозадым по Москве шустрить и свои порядки устанавливать. Гиви теперь в Москве не покажется, а если спалится, то под шконкой у параши сидеть будет. Да и авторитет ты свой поднял сильно.
— Спасибо за доброе слово, но все же скажи, как мы наше дело ладить будем?
— Скинь цену, Ленчик, — вздохнул Филин, — не жлобись, я тогда быстрее эти камушки сдам.
— Филин, — усмехнулся Ястреб, — ты человек умный, а говоришь сейчас вроде как артельный делец. Ты же моему товару настоящую цену знаешь?
— Ну.
— Что «ну»? Знаешь или нет?
— Знаю.
— Посчитай, сколько я тебе нажить даю.
— Ты, Ленечка, о деньгах, а я о времени тяжелом.
— Брось, нынешнее время для нас слаще меда, не гони порожняк, я же не фраер.
— Ох и упорный ты, Ленчик, всегда был таким. Помню, как ты на хату однажды рыжие империалы принес. Помню, как ты за каждую копейку бился. Любишь лаве?
— А ты не любишь, тихушник старый?
