— А о запчастях?
— Это место уязвимое, но не подсудное. Главное, чтобы молчали люди на станциях.
— Срок никому иметь неохота, будут молчать. Он только автосервис копает?
— Нет, всю проблему обслуживания в комплексе.
— Надо Константинычу позвонить, — сказал Сергей.
— Что-то вы так побледнели, голубчик? — ласково спросил Николай Николаевич. — Не надо. Это еще не буря. Так, ветерок. Нет у вас, молодых, привычки. Нет.
— Вы идите, Николай Николаевич.
— Иду, иду, мой золотой, иду. От сердца печаль-то отпустите. У меня с бумажками ажур.
Пронин поднял трубку, пальцы сами нашли на кнопках знакомый номер.
— Говорите, — пророкотал веселый баритон Виктора Константиновича.
Чувствовалось, что обладатель этого голоса лучезарно спокоен и доволен жизнью.
— Пошептаться надо, — сказал Пронин, — дело есть.
— На сорок тысяч? — хохотнул Виктор Константинович.
— Неприятности.
— Жду, — голос собеседника сразу стал жестким.
Пронин положил трубку. Достал из сейфа деньги, рассовал по карманам.
В кейс положил пачку бумаг. Надо будет вечером внимательно просмотреть заявки.
Он не заметил, как отворилась дверь и в комнату вошел человек.
Сергей поднял голову и недовольно спросил:
— Ну, что у вас? Рабочий день кончился.
Человек подошел к столу, сел, вынул из кармана красное удостоверение, раскрыл.
Пронин прочел: «Майор милиции Наумов Олег Сергеевич, состоит на службе в Управлении уголовного розыска ГУВД Мособлисполкома в должности старшего оперуполномоченного по особо важным делам».
— Слушаю вас, товарищ майор, — Пронин с трудом сглотнул ком, застрявший в горле.
— Вы Пронин Сергей Митрофанович?
— Да.
— Вы знакомы с Бурминым?
Волна радости словно окатила Сергея всего — с головы до ног. «Господи, — зашептал кто-то внутри него, — есть бог, есть справедливость».
— Скорее, я знаком с его женой.
— Нам известно, что восьмого числа в ЦДРИ вы угрожали Бурмину.
— Может быть. Знаете, чего при бабе не скажешь.
— А вам известно, что позавчера Бурмин убит?
— Как?
Наумов молчал, наблюдал за реакцией Пронина.
— Разговор в ЦДРИ — это несерьезно. Главное то, что мы с Аллой вернулись только сегодня утром.
— У вас есть свидетели, которые смогут подтвердить каждый ваш день по часам?
— Конечно, — обрадованно ответил Пронин, — и очень много.
И Наумов почему-то подумал, что свидетели у этого человека, конечно, есть.
— Я не испытывал к Бурмину ни злобы, ни неприязни. Он для меня существовал отраженно. В основном в рассказах Аллы. Я очень сожалею о конфликте в ЦДРИ, поверьте мне.
— Хорошо, — Олег встал, — разберемся. До свидания, гражданин Пронин.
Слова «до свидания» и «гражданин» Наумов произнес специально с некоторым значением.
Майор ушел, а Пронин остался сидеть, подавленный новостями. И корреспондент, и это убийство. Не дай бог с двух концов начнут мотать.
Тогда точно хана.
Пронин вел машину нервно, рывками, чего не делал никогда в жизни. Он любил машины с детства. Водить начал еще в школе, занимаясь в автомобильном кружке. В автодорожном институте он даже участвовал в гонках. Его страсть к машинам была всепоглощающей. Он не просто завидовал людям, имеющим «Мерседесы», «Вольво», «Форды», «Тойеты», — он ненавидел их. Потом, войдя в «дело», он купил себе «Мерседес». И когда впервые сел за руль собственной иномарки, понял, что практически достиг всего в жизни.
И вдруг все, к чему он стремился, ради чего рисковал, вел двойную жизнь, может рухнуть. И тогда отберут «Мерседес», изымут деньги, лишат чудесной квартиры и не станет Аллы. Он не испытывал к ней никаких особо сложных чувств. Она волновала его как женщина и была нарядна и красива, как машина иномарки, а следовательно, престижна.
А о престиже своем Сергей Митрофанович заботился. Он появлялся на просмотрах и в ресторанах творческих клубов элегантный, с красивой женщиной. Они шли, и Сергей ловил взгляды мужчин, обращенные на Аллу.
Да, в своем кругу, где место в жизни определялось маркой машины и часов, наличием свободных денег и тряпками, он занимал одно из первых мест. Но существовал другой мир, в котором жили люди типа покойного Бурмина. И в нем критерии были совершенно иные. Пронин понимал, что в том мире живут интереснее и полнее, но войти туда не мог, потому что там действовала иная шкала ценностей.
С Метростроевской Пронин свернул в переулок, ведущий к набережной, и въехал под низкую арку.
Он остановил машину у кирпичного трехэтажного дома, на стене которого висела скромная вывеска «Цех № 7». Пронин запер машину, спустился по ступенькам. Цех занимал весь подвал дома. Здесь еще работали. У Виктора Константиновича были свои законы о труде и, естественно, о заработной плате.
Сергей толкнул маленькую дверь с табличкой «Старший мастер».
Виктор Константинович пил чай. На окне уютно шумел электрический самовар. На столе лежали калачи и сахар, стояла открытая банка зернистой икры.
— Чаю хочешь?
— Не до грибов, — мрачно сказал Пронин.
И быстро, без пауз Сергей пересказал разговоры с Николаем Николаевичем и майором милиции.
— Так, — Виктор Константинович сжал в кулаке калач. — Так.
Он внимательно посмотрел на Пронина. Плох был его подельник, совсем плох. Но ничего. Первый испуг пройдет, появится спокойствие. Он тоже поначалу нервничал. Потом пообвыкся.
— Значит, так. Расписываешься, все деньги ей на книжку. Машину продай.
— Как? — ахнул Пронин.
— А так, продай — и все. Кончится кутерьма эта, новую купишь. А пока приобрети «Жигули» на жену. Если уж без машины жить не сможешь. Долю мою привез?
Пронин молча положил на стол деньги, взятые из сейфа. Виктор Константинович, не считая, сунул их в портфель.
— Теперь слушай. Николай отчетность в порядок приведет, ты тоже все лишнее уничтожь. Ну, квартира у тебя нормальная, по окладу. Все дела заканчиваются с этой минуты. Я исчезаю. Не ищи. Надо будет, сам найду. Убийство — это плохо. Розыск копает въедливо. Могут поднять все, а там и ОБХСС прибудет. Езжай, главное, не паникуй.
Пронин ушел. А Виктор Константинович написал заявление об уходе, отнес его в кабинет начальника цеха. Завтра возьмет расчет и трудовую книжку. Деньги в чемодан — и на юг. Второй паспорт у него был, да и трудовая книжка тоже. А главное, в Сухуми был у него дом у моря, купленный на верную бабу, которая его ждет не дождется.
В шестьдесят восьмом повредили его на лесоповале, так что, спасибо колонии, инвалидность у него в кармане. Устроится сторожем на лодочную станцию. А денег на две жизни хватит.
Он убегал всю свою жизнь. Убегал и прятался. Но его находили, судили, наказывали. Он освобождался, и снова начиналась гонка. Лидером в ней были деньги.
